Сын полка. Белеет парус одинокий. Валентин Катаев

оставленные на траве: помазок, чашечку, оселок, тюбик крема для бритья и зеркало. Когда ветер унес коричневый дым, писатель не без юмора сказал:

      – Сколько прикажете?

      Тогда парикмахер поднял свои воспаленные глаза к небу, некоторое время шевелил губами и наконец сказал:

      – Восемь сорок.

      Вот каков был человек, явившийся брить пастушка. Он развернул вафельное полотенце, где у него были завернуты инструменты, и в большом порядке разложил их на пустой койке, полотенце же завязал Ване вокруг шеи.

      – Давно не был в бане? – деловито спросил он мальчика.

      – С сорок первого года, – сказал Ваня.

      – Сравнительно не так давно, – сказал Восемь-сорок.

      Все почтительно засмеялись. Было сразу видно, что Восемь-сорок человек знаменитый и в своей области считается профессором, оказавшим большую честь своим визитом.

      – Сто грамм сейчас будете пить или после работы? – спросил Горбунов, ставя на койку фляжку, кружку, два громадных ломтя хлеба и открытую банку свиной тушенки.

      – До войны у нас в Бобруйске умные люди имели обыкновение сначала работать, а уж потом выпивать, – сказал парикмахер меланхолично. – Что будем делать с молодым человеком? – спросил он, поднимая двумя пальцами волосы мальчика на затылке.

      – Постричь надо ребенка, – жалостливым, бабьим голосом сказал Биденко, с нежностью глядя на пастушка.

      – Это ясно, – сказал Восемь-сорок. – Но возникает вопрос, как именно стричь? Стрижка бывает разная. Есть нулевая, есть под гребенку, есть под бокс, есть с чубчиком.

      – С чубчиком, – сказал Ваня.

      – Почему именно с чубчиком?

      – Я так видел у одного мальчика, гвардейского кавалериста. У ихнего сына полка. У ефрейтора Вознесенского. Красивый чубчик!

      – Знаю. Моя работа, – сказал парикмахер.

      – Нет, артиллеристу с чубчиком не подходит, – строго сказал Биденко. – Для конника – да. А для батарейца – нет. Батарейца надо стричь под ноль-ноль. Чтоб как шаром покати.

      – Ну, брат, не думаю, – сказал Горбунов. – Под ноль – это, скорее всего, годится для пехотинца. А для артиллериста – никак. Какой же он будет бог войны, если у него волосы – шаром покати? Скорее всего, артиллериста надо стричь под бокс. Это более подходящее.

      – Под бокс – это для авиации, – глухо сказал кто-то из угла.

      – Для авиации? Пожалуй, да. Стало быть, под гребенку.

      – Это уж будет слишком по-танкистски.

      – Верно, братцы! Чересчур бронетанковый вид получится у нашего Вани. Это не годится. Надо его так постричь, чтобы сразу было видать, что малый – артиллерист.

      Довольно долго вся команда разведчиков обсуждала вопрос о Ваниной стрижке. Парикмахер терпеливо ждал. Когда же выяснилось, что, в конце концов, никто толком не знает, как надо стричь по-артиллерийски, Восемь-сорок сказал со снисходительной улыбкой:

      – Хорошо. Теперь я его буду стричь так, как я это сам себе мыслю… Мальчик, нагни голову.

      И с этими словами вынул из бокового карманчика алюминиевую гребенку.

      – Только