Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход. Александр Прозоров

Белезерскыя! – привстав в седле, неожиданно громко возопил тот, что в красном кафтане. Как и все в здешней массовке – при бороде, в круглой меховой шапке. – Иматая волхвица, Манефа именем, ворожбу свою и худодейство признала!

      – Признала! – эхом откликнулась-повторила толпа.

      – И княжьим судом, людьми именитыми, боярами и детьми боярскими, приговорена к битью кнутом и справедливой казни!

      – Так ей и надо, колдунье!

      – Будет знать, как град на посевы нагонять!

      – Смерть волхвице, смерть!

      Краснокафтанный махнул рукой какому-то дюжему мужику в сермяжной, с закатанными рукавами рубахе – как видно, палачу. Тот, в свою очередь, призвал помощников – парней в таких же сермягах…

      «А могли б и красные рубахи надеть, – как-то отстраненно подумал Егор. – Солидней бы все смотрелось, красочней».

      А колдунья-то красива, ничего не скажешь! Достаточно молодая, даже юная, сидит себе преспокойно в санях в деревянной клетке. Кого ж напоминает-то? Какую-то известную молодую актрису… Ведь знакомое, знакомое же лицо… Татьяна Арнтгольц? Гусева? Бли-ин, не вспомнить…

      Кто-то опять выкрикнул:

      – Смерть волхвице! Смерть!

      – Смерть! – радостно подхватили рядом.

      – Погодьте, сначала ее кнутом побьют, а уж опосля – в прорубь.

      – И правильно – пущай помучается.

      Помощники палача молча вывели «волхвицу» из клетки, тут же к этой же самой клетке и привязали, умело спустив со спины платье… Ух, как смачно ударил кнутом палач! С оттяжкой, с посвистом, оставив на белой девичьей спине длинную кровавую полосу. Несчастная колдунья дернулась, застонала… А палач ударил еще, и еще, и еще. Упали на лед кровавые брызги, волхвица задергалась, заплакала, завыла…

      Бирюч махнул рукой:

      – Хватит! Еще сдохнет раньше времени. Похлестал малость – пора уж и в прорубь.

      Кивнув, палач бережно отдал окровавленный кнут помощнику, другой в это время отвязывал руки колдуньи от клетки, да замялся, видать, узлы-то затянули намертво, так, что и не развязать.

      Выхватив из-за пояса нож, палач оттолкнул незадачливого своего помощника, разрезал путы и, схватив волхвицу за волосы, поволок к черневшей рядом с санями проруби, куда и сбросил – столкнул ногами.

      Избитая колдунья исчезла было под водой… но вскоре вынырнула, забила об лед руками.

      – Не принимает ее водица-матушка! – громко объявил бирюч. – Что делать, православные, будем? Топить далее, або главу рубити?

      – Главу! Главу!

      – Воля ваша…

      Глашатай что-то приказал палачу, вмиг взявшего в руку устрашающего вида саблю. Сверкнул на солнце клинок…

      Ввухх!!!

      Брызнула фонтаном кровь, и отрубленная голова волхвицы кочаном покатилась по льду под крики забившейся в восторге толпы!

      Господи… Егора вдруг пронзил запоздалый ужас – куда ж он пришел-то! Погулял, блин.

      С громким хохотом палач поднял за волосы окровавленную голову волхвицы, показал – о, как взревела толпа! – всем и… кинул, швырнул в самую гущу.