Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход. Александр Прозоров

Федька… обожди.

      Куда там. Неслись, черти средневековые. Ох, дать бы вам всем в морду, что ли? Может, легче бы стало на душе? А что? Ивану Борисычу – апперкот в челюсть, Даниле, братцу его – хук слева, Антипу – по печени, Федьке… Не, Федьке никуда не надо – негоже боксеру детей бить.

      – Ну, вот оно, Белеозеро, и есть! – первым взобравшись на пологий, с па́рящими черными проталинами, холм, обернулся Федька. – Пришли.

      – Пришли?

      Переглянувшись, Борисовичи, побросав лыжи, рванули вверх прямо по проталинам, следом бросились и Антип с Егором.

      – Господи! – Иван Борисович, сняв шапку, вгляделся вдаль и размашисто перекрестился.

      Слева – если смотреть с юга, с холма – от устья Шексны, на фоне огромного, белого, с заметно подтаявшим припоем, озера, тянувшегося до самого горизонта, громоздилось скопище серых, неприметных избушек да огороженный деревянной стеной терем, словно из какого-то исторического фильма. Да, еще были церкви, тоже деревянные, некоторые – с позолоченными маковками. Егор ничему не удивлялся уже – все так, как и должно было быть в тысяча четыреста девятом году.

      – Ране тут, у реки самой, город-то стоял, – сняв с головы шапку – жарко! – со знанием дела пояснил Федька. – Потом мор случился, почитай, с полгорода перемерло. С той поры и перенесли городок, отстроили.

      Антип ухмыльнулся:

      – А я слыхал, ушкуйники новагородския его пограбили да сожгли, не так?

      – Не, город они не жгли, – помотал головой подросток. – Игнат, хозяин мой, говорил – Погост Серединный только. Гаврилы Лаптева, сыне боярского, погост.

      – Слышь, как там тебя? Федька? – сплюнув, с ленцой повернул голову Иван Борисович. – Знакомые в Белеозере есть?

      Подросток вновь помотал головой:

      – Не, господине, нету. Да я тут и был-то всего пару раз – овес хозяйский на ярмарку возили.

      Егор скривился:

      – Тьфу ты, господи! Овес!

      – Погодь! – резко оборвал Иван Борисович. – Как я вижу – у тебя, Егорий, в Белеозере тож никого нет, так?

      – Так, – кивнув, Вожников пожал плечами. – Я ж говорил уже.

      – И это – нехорошо есть, – задумчиво погладив бороду, промолвил старший братец. Глубоко посаженные, непонятного цвета глаза его сверкали какой-то грозной решимостью и – вместе с ней – недоверием, правда, недоверием вовсе не к проводникам, а к общей сложившейся сейчас ситуации.

      – Да, братушко, наобум, сразу, идти – волку в пасть! – поддержал брата Данило Борисович. – Чай, Белеозеро-то с полсорока зим под Василием.

      Иван Тугой Лук хмыкнул:

      – Ха! С полсорока? Да зим три дюжины. Потому и пастись должно.

      – Думаешь, брате, уже и тут гонцы московитские? Ловят нас, ждут?

      – Не думаю, – старший братец мотнул головой, словно отгоняя какое-то видение. – Не успели еще, не могли успеть.

      – А погоня?

      – И те – вряд ли. Хоть и умен Афонька Конь-воевода, а все ж покуда сообразит, где нас искать – так и дороги растают. Так и будут людишки его до лета сидеть, ждать – а куда им деться-то?

      – А вдруг да успеют?

      – Успели