Письма мёртвой Ксане. Евгений Петропавловский

к ней у Андрея не осталось нежности. Однако её образ снова и снова болезненной язвой возникал в его памяти. Всё зыбилось в настоящем и, расплываясь, уходило за окоём грядущего. Лишь в прошедшем времени оставалась какая-никакая определённость. Неподвластная его воле, зачастую весьма раздражающая, но – определённость.

      ***

      Естественно, она не вернулась в его квартиру. Ни в этот день, ни на следующий. Зато – приблизительно через неделю после того как Андрей застукал Ксану в общежитии, – явились её родители:

      – Андрей Иваныч, нам Оксана всё рассказала, – заискивающим тоном обратилась к нему Виктория Петровна (Боялась, что ли? Глупо, чего ей бояться? Или, в самом деле, стыдно было Ксанкиной мамахен?) – Вы извините, она стесняется к вам идти. А мы, раз уж так получилось, хотели бы забрать её вещи.

      – Да-а-а уж, – обречённо развёл руками Сан Саныч. – Извините… уж…

      – Ну, раз такое дело, – в свою очередь смутился Андрей. – Да вы не стойте на пороге, проходите в комнату.

      Ничего путного от предков Ксаны он не ждал. Однако их появление оказалось весьма неожиданным ходом. Вещички-то плёвые, слова доброго не стоили. Расценить этот визит как своеобразный зондаж или как элементарное крохоборство? Поди угадай.

      Сан Саныч и Виктория Петровна споро обшарили шкаф и бельевую тумбу в комнате, подвесные шкафчики на кухне и стеклянные полочки в ванной. И вскоре удалились с набитыми сумками и большим кожаным чемоданом (в них – шмотки, посуда, разное бабье хороховьё: приданое, и смех и грех), не прекращая извиняться вплоть до того момента, когда за ними захлопнулась дверь.

      Оставшись наконец в одиночестве, Андрей ощутил большое облегчение. Чем были ему неприятны родители Ксаны – этого он и сам до конца не смог бы сформулировать… Мелковаты стали люди. Не все, но в большинстве своём – мелковаты, особенно женщины. Виктория Петровна и Ксана – прямой тому пример. Да и Сан Саныч недалеко от них ушёл.

      Интересно, где была в это время девчонка? Где и с кем? Чем занималась? Вспоминала ли о нём? Впрочем, пустое. Вспоминала или нет, какая теперь разница; очень скоро Андрей будет погребён в памяти Ксаны под наслоениями многочисленных недоразумений прошлого – вот в чём сомневаться не приходилось. Между ними стена, и Андрею не проломить её. Преграда непреодолима.

      Нет-нет, не стоило думать о Ксане. С глаз долой – из сердца вон. Пусть время пока не успело сделать её чужой. Ничего, всему свой черёд.

      Позже, вспоминая ночь своего знакомства с ней, Андрей уже практически не сомневался: тот пацан, что посадил Ксану к нему в машину, не соврал – эта мокрощелка действительно была готова лечь с кем угодно и где угодно. Ну и плевать теперь на неё. Пускай найдёт сопляка под стать себе и полощет ему мозги сколько им обоим заблагорассудится. Как говорится, каждому своё.

      Что ещё ему оставалось? Только упрямство.

      ***

      Андрей полагал, будто девчонка исчезла безвозвратно, и их дорожки