В неожиданном рейсе. Виктор Красильников

Драндулет в лёгкой раскачке. Их на меня по счёту вальса наваливает. Которая спереди аж прибалдела. Чувствует: во что-то упирается. Сообразила по ихнему женскому: дон со стальным стволом и вторым – деликатным. Глаза мучачи замаслились. Пухлые губки разлепились. Как есть, готовая. А по мокрой моей спине елозят буфера задней. Я же был заводной, горячий. Ещё пяток минут – и конфуз. Едва-едва сдержался. М-да-а.

      Вылезли, где ближе до судна. Капитан с перегретости ноги волочит. Сам я от балдежа отходил. И как обухом: «Почему руки свободны?!» Вместо крика «Сумка, сумка» – хриплю. Рванули обратно. Я тэтэшником на бегу размахиваю. Сзади кэп воздух по-рыбьи глотает.

      «Отстанет, сука, того хуже, повернёт – пристрелю. Не он ли, потрох, о платке в левой пряталке надоумил?! Помог врагу меня (!) эНКэВэДиста(!) объегорить. Те ****ищи – шпионская подстава. Поди, карту и бумаги сейчас засланный фриц фотографирует».

      Со всех сторон мы в дерме. Может, удастся сумку отбить? По сякому раскладу – мочу капитана. Своих ли не знать? Станут на допросах мурыжить – расколется. Сам-то вывернусь. Все другие варианты – стенка. Жить осталось до Мурманска иль Архангельска. В разнюханных координатах ещё короче.

      Честнее – его и себя грохнуть. Американцы наново тогда всё переиграют. Добегу – разберусь».

      На последней стометровке узрел злополучную. По простецки покоится к пальме прислонённая. Вокруг ни души. Плююсь кровью с хрипом из сорванных лёгких. С десяток метров к ней уже полз. Кэп вообще живой мертвец.

      Когда смог слова выталкивать, шиплю:

      – Не ползал ли кто в сумку? Подмечай, как карта свёрнута?

      Он ещё хуже изъясняется:

      – Вро-о-де ни-и-кто.

      Взгляд похожий – подвальный. Каким о пощаде там молили. Ствол ему в переносицу.

      – Вроде?! Точняк?!

      Молчит. Двинул ему в сердцах. Сам прокручиваю: «Для шпиона обратная уложка, что чихнуть. И нас натаскивали. Но откуда тут лишнему белому взяться? Охоту за нами тонко провести? Глупо рассчитывать на подобное раздолбайство.

      Если так, помирать погожу. По другому раскладу: кто нас провёл, гад бывалый. Доподлинно знает: редки у нас автобусы. Каждый ломится к подножке диким кабаном. Таксей нет. А здесь их за презренное буржуйство почтём. Пособник ему – нещадное пекло. Отвлекаловка – две лахудры. Что ж получается? Пятьдесят на пятьдесят?! Впервые, как есть, я испугался. Сразу жить шкурно захотелось. Любой мразью, но жить! Привожу в чувство капиташу. Изумляясь себе, толкую:

      – Дознание провёл. Наверняка никто нос не сунул. Теперь нам решать: стреляться?… забыть?

      Понятно, чего жалкий кэп выбрал. Под маты ремень сумки ему на шею. Ткнул тэтэшником в бочину.

      – Упаси тебя вновь барством блеснуть. Замочу падлу!

      В том рейсе оба поседели. Несколько раз по дурному предчувствию на мостик врывался. Караван чинно в две косынки дымит. Конвойные фрегаты пасут овчарками. Тишина. Волнишки попутные. А меня всего внутренне трясёт. Расплаты ждал. Аукнется, решил, застрелюсь красиво. Первую тупую пулю слабодушному индюку. Большую часть мести