Удольфские тайны. Анна Радклиф

обожгли руку отца, которую она по-прежнему сжимала. Сделав над собой усилие, Сен-Обер тихо проговорил:

      – Надеюсь, что нам будет позволено взглянуть на тех, кто остался здесь, но только надеюсь. Будущее надежно скрыто, так что нам остаются только вера и надежда. Нам не запрещено думать, что души умерших наблюдают за покинутыми родственниками, но в то же время мы можем невинно надеяться на это. Я никогда не откажусь от этой надежды, – продолжил он, вытирая мокрые глаза дочери. – Она скрасит горький миг смерти!

      По щекам Сен-Обера медленно текли слезы. Лавуазен тоже плакал. Некоторое время все молчали; первым заговорил хозяин:

      – Верите ли вы, месье, что в лучшем мире мы встретим тех, кого любили при жизни? Я должен в это верить.

      – Значит, верьте, – ответил Сен-Обер. – Боль расставания оказалась бы нестерпимой, если бы была вечной. Не грусти, милая Эмили. Мы обязательно встретимся снова!

      Он посмотрел вверх, и лунный свет озарил его умиротворенное лицо.

      Лавуазен понял, что несколько затянул обсуждение печальной темы, и, словно что-то вспомнив, встал:

      – Что же мы сидим в темноте? Пойду принесу свечу.

      – Не надо, – возразил Сен-Обер. – Я люблю луну. Сядьте, добрый друг. Эмили, любовь моя, сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем днем: ночной воздух освежает. Я наслаждаюсь спокойствием и далекой музыкой. Так порадуй же и ты меня своей улыбкой. Кто так искусно играет на гитаре? Там два инструмента, или это вторит эхо?

      – Думаю, эхо, месье. Эта гитара часто звучит по ночам, но нам неведомо, кто играет. А порой звучит такой красивый и грустный голос, что можно подумать, будто по лесу бродит привидение.

      – Да, там наверняка кто-то бродит, – с улыбкой согласился Сен-Обер. – Но только скорее не привидение, а смертный.

      – Иногда в полночь, когда сон не шел, я слышал эту музыку, – не обратив внимания на последнее замечание, продолжил Лавуазен. – И звучала она где-то совсем рядом. Сразу вспоминалась покойная жена, и к глазам подступали слезы. Иногда я вставал и подходил к окну, чтобы посмотреть, кто играет и поет, но как только открывал раму, звуки стихали, и наступала тишина. Вокруг никого не было, но я слушал и слушал – до тех пор, пока не начинал пугаться даже шороха листьев на ветру. Говорят, что эта музыка предупреждает человека о близкой смерти, но я слышу ее вот уже много лет и продолжаю жить.

      Эмили улыбнулась причудливому суеверию, однако в нынешнем тревожном состоянии все-таки подверглась его влиянию.

      – Но ответьте, добрый друг, – обратился к хозяину Сен-Обер, – разве не нашлось смельчаков, готовых выяснить природу этих звуков?

      – Наши парни пробовали преследовать неизвестного музыканта, но звуки постоянно удалялись в лесную чащу и казались такими же далекими, как и прежде. В итоге люди пугались и возвращались домой. Я редко слышал эту музыку таким ранним вечером. Как правило, она звучит около полуночи, когда та яркая планета, которая сейчас хорошо видна над башней,