Я родом из страны Советов. Иван Георгиевич Кулаков

освобождали и с них снимали судимость. Существовала даже определенная азбука – «по фени». Так и говорили: «Ты ботаешь по фени?..». Например, документы называли «ксивой», часы – «бочата», а убить кого-то – «на гоп-стоп» и т.д. Я все эти обозначения выучил тогда. И на стенах в туалете была своя система обозначений: например, луна – расстрел… По правилам, заключенным, конечно, не полагалось иметь при себе металлических предметов, но все равно люди, которые уже давно там сидят, такие закаленные волки, где-то это доставали – сломанную ложку, например, найдут, или сломают ложку, а потом ее заточат, или какую-нибудь проволочку подберут… Некоторые просили у других (в тюрьме же все друг друга знали, хоть и не виделись), и передавали потом через туалет. Вот и я попросил у одного соседа… Этим на стене и нацарапывали. А стена уже была вся исписана, поэтому люди заранее договаривались, где что будут писать. Мы тоже с моим товарищем так договорились. На стене уже была чья-то луна нарисована, и если бы меня приговорили к расстрелу – я там точку должен был поставить, а если моего товарища – он там крестик поставит. Но в итоге никто из нас так ничего и не нарисовал там.

      Когда утром приходили из туалета, начинался завтрак – выдавали пайку. Что такое пайка? Кусок хлеба 350 гр. Это нам выдавали на день, и это было единственное питание, остальное – уже чепуха. В двери камеры было окошко, которое открывалось как стол, и оттуда в чашки нам наливали суп или чайник ставили, чтобы каждый отдельно себе наливал, и все туда подходили за этим пайком. Т.е. на завтрак был паек и чай, но вместо чая, естественно, простой кипяток был. Первый раз мне хлеба не досталось – все как кинулись туда (а они-то все знакомые), и кто-то мою пайку утащил и съел. Полагается так: очередь стоит по двое человек, они берут хлеб (т.е. надсмотрщик видит две руки) и уходят в сторону, подходят другие двое. Так должно быть. Но многие все равно обманывали, и тогда я целый день ходил без хлеба. Хотел жаловаться, а мне говорят, мол, нельзя – во-первых, ты в плохие люди попадешь, во-вторых, тебя могут здесь невзлюбить, и тогда, считай, пропал.

      На обед приносят баланду, в которой плавает какая-нибудь маленькая долька рыбы. Это очень невкусный суп – жидкий и соленый. Это примерно пол-литра воды, ложка или две крупы самой дешевой и брюшина или кишки.

      А до обеда идет напряженная работа администрации – кого-то вызывают к следователю, к кому-то приходит врач, спрашивает, есть ли какие-то жалобы, иной раз приходит прокурор и помощник прокурора… На самом деле прокурор никогда не приходил, а раз в месяц приходил только его помощник. В это же время принимают передачи. В тюрьме-то много местных сидят, и им что-то приносят. Это очень забавная штука: все ждут, что кому-то принесут передачу, и тот поделится с другими, потому что потом и другие поделиться могут. Но это всегда кончается одинаково: приходит эта «элита» и отнимает все самое вкусное. В тюрьме у людей часто случается заворот кишок – все голодный, голодный, а потом много съедает. Ему говорят, мол, не ешь, не ешь – все знают, что нельзя сразу