Лаврушка. Тата Кит

го балкона неторопливо спускаются чьи-то ступни. Мужские ступни.

      Какого…?!

      Чем ниже опускались ступни, тем длиннее и волосатее ноги мне являлись. Ноги, между которыми без труда можно было заметить, что тот, кто не носит плащи, еще и о трусах ничего не слышал.

      – Оп-оп, – приговаривал тихий голос, которому принадлежали ноги, что сейчас пытались нащупать кончиками пальцев металлическую балюстраду моего балкона.

      – Лавров, ты совсем охренел?! – шипела я, не зная, куда деть свои глаза.

      – О, соседка, привет! – прошипел мужчина в ответ, но с большим позитивом. – Не подскажешь, далеко мне еще до твоего балкона?

      – Не подскажешь, где ты свои трусы оставил, экстремал чертов? – стянула с головы полотенце, которым были обмотаны влажные после душа волосы и, не глядя, вытянула перед собой.

      – Шестой этаж, Шуня, – напомнил Лавров высоту локации, с которой свисал.

      – Во-первых, не называй меня Шуней, Лаврушка. Во-вторых, немного вперед ногами пощупай, – ворчала я, бросая на его ноги брезгливый взгляд, вместе с тем до чертиков боясь, что он, в самом деле, может свалиться вниз.

      – Приятно знать, что ты меня узнаешь не по лицу, – ехидно проговорил Лавров, когда спрыгнул на мой балкон.

      – Прикройся, придурок! – швырнула в него полотенце, которым тот не очень торопливо обмотал бедра. – Просто, вряд ли на всей планете найдется второй такой идиот, который перекроет шрам от аппендицита надписью «Здесь был аппендицит. Нашедшему – вернуть».

      – Это же гениально, Шуня, – возмутился Лавров и нагло схватил мою чашку с кофе. Сделал уверенный глоток и поморщился. – Ты же в курсе, что человечество производит сахар?

      – А ты в курсе, что та дама, с балкона которой ты сейчас свешивал свои причиндалы, замужем? – ткнула я пальцем вверх, прямо туда, где был расположен тот самый балкон.

      – Ей было так одиноко вчера вечером, – состроил он грустную рожицу и выпятил нижнюю губу.

      – Ну, да, – закивала я активно и направилась в квартиру, выхватив у самовлюбленного индюка свою чашку с недопитым кофе. – Ей было одиноко, а твоя утешалка как раз без дела висела.

      – Эй! Моя утешалка очень редко висит, между прочим… – следовал он за мной в квартиру.

      – Не хочу ничего знать, – остановила его взмахом руки. – Хотя, нет. Кое-что хочу знать. А чего ты не через дверь свою утешалку вынес?

      – У нее муж, просто, неожиданно свою привез, – пожал он плечами. – А я красивый, меня бить нельзя.

      – Ну-у, тут я бы поспорила. И насчет красоты и насчет того, что бить нельзя.

      – Камон, Шуня, – подошел он ближе, и мне пришлось задрать подбородок, чтобы не разорвать контакт глаз. – Признайся, что ты меня тайно хочешь. Я всё пойму.

      Положила ладони на крепкую широкую грудь и заглянула с поволокой в зеленые глаза мужчины.

      – Хочу, Лаврушка, – выдохнула ему в губы, почти испустив стон. – Очень хочу, – огладила его грудные мышцы, прошлась ноготками и резко ущипнула за самые чувствительные места. – Зад тебе надрать хочу!

      – Ай! – взревел он и отпрыгнул от меня, хватаясь за поврежденные места. – Соски в тиски! Так нечестно!

      – А мне понравилось, – ехидно улыбнулась, и сложила руки под грудью, с нескрываемым наслаждением наблюдая за тем, как Лавров скакал по моей гостиной, пытаясь унять боль.

      – Всегда знал, что женщины коварные существа, – пыхтел он, чуть ли не плача.

      Вгляделась в красные следы, оставленные на его груди, и поняла, что переборщила с мощностью «тисков».

      – Андрей, сильно больно? – с опаской приблизилась к мужчине, который даже не обратил внимание на мой вопрос, продолжая морщится и пыхтеть от боли. – Прости! Я не думала, что так сожму.

      – Больно мне, больно! – продолжал страдать Лавров, раскачиваясь на месте. – Всё болит. Ничего не помогает.

      – Ну, прости. Правда… – состроила сочувствующую рожицу. Докоснулась кончиками пальцев до алеющего участка кожи и вздрогнула, когда Андрей зашипел. – Может, лёд приложить?

      – Может, тебя на лопатки приложить и сверху лечь? – неожиданно крепко прижал он меня к себе.

      В изумрудных глазах горел озорной огонек. На лице с легкой темной щетиной не осталось ни капли страдания и боли. Вместо этого его губы изогнулись в плутовской улыбке и потянулись к моим.

      – Говоришь, женщины – коварные существа? – подыграла его извечной любимой игре.

      – Ты даже не представляешь, насколько, – вторил он мне, продолжая тянуться к моим губам.

      – Смелее, Лавруш, – шептала я. – Еще смелее.

      Когда между нашими губами осталось не больше пары сантиметров, резко поднялась на носочки и укусила его за нос.

      – Исаева! Чтоб тебя! – отпрянул он от меня, теперь уже хватаясь за нос.

      – Перестань баловаться и помни, что ты – мой фиктивный парень. Фиктивный, Лаврушка, – повторила с нажимом. – У нас взаимовыгодное сотрудничество.

      – Открывай,