Ярость возмездия. Александр Тамоников

приняли в свою, как это называется, семью. Вот так я стал бомжом. Не поверите, поесть не каждый день получается. Вот сегодня день неудачный, сдал только шесть бутылок. А что на эти деньги купишь? Хлеба и папирос? Две уже позже нашел, завтра сдам. Вы не могли бы дать мне рублей сто? Поверьте, очень надо. И даже не для себя, для тех, кто хозяйничает в сквере, за право находиться здесь. Каждый день я должен платить им по сто рублей.

      – Новые бандиты? – спросил Одинцов.

      – Эти еще хуже, молодые волчата, безжалостные и жестокие. Им в школах бы учиться, а они здесь обитают. Непонятно, почему родители позволяют им сутки проводить вне дома?

      Одинцов достал из кармана пятьсот рублей, отдал бомжу:

      – Держите, Виктор Семенович, но так жить нельзя.

      – Спасибо большое. Я сразу, как увидел вас, понял, что вы добрый человек. А насчет жизни? Знаю, что так жить нельзя, только жизни этой осталось совсем мало.

      – Почему?

      – Я неизлечимо болен. Это точно, я проверялся. Встретил случайно знакомого врача, он сейчас руководит клиникой. Мы в свое время, как говорится, семьями дружили. Он обследовал меня и выявил… Впрочем, какая разница, что он выявил. Главное то, что мне осталось жить от силы полгода. Но, думаю, зиму не переживу.

      – А что, ваш доктор помочь не может? Или и ему надо платить?

      – Нет. Он бы помог, только уже поздно. Мне ничего и никто не поможет. Да это и к лучшему. Нет сил больше жить так. Но ладно, я уже, наверное, надоел вам, благодарю за деньги, пойду. – Бомж поднялся.

      – Подождите, – остановил его Одинцов. – Я живу один, может, пойдем ко мне? Помоетесь, поужинаете, выспитесь.

      – Нет, нет, что вы! Я не смогу находиться у вас.

      – Но почему?

      – Вам этого не понять. Извините.

      Бомж торопливо пошел в сторону заднего входа и вскоре скрылся из виду. Павел вздохнул. А он думал, ему плохо. По сравнению с этим бомжом у него счастливая жизнь. Вот только что-то этого счастья не заметно. Выкурив сигарету, он поднялся и направился к центральному входу. Вроде беседовал с бездомным недолго, а оказалось, прошло два часа. Время, – он посмотрел на часы, – 21.10. По листьям деревьев ударили первые капли дождя. Метрах в двадцати от выхода Павел услышал в кустах голоса молодых парней, пацанов еще, лет по четырнадцать-пятнадцать, и одному из них приходилось плохо.

      – Тебе, сучонок, что Грач говорил? Или «дурь» толкай, или возвращай «бабки». А ты ни «бабок» не принес, и «дурь» брать не хочешь? – говорил один, видимо, старший по возрасту, в его голосе звучали басистые нотки.

      Тот, на кого он наезжал, ответил:

      – Ну, пойми, Черный, у меня сейчас нет «бабок», мать зарплату еще не получала. Получит – отдам долг.

      – Да пока твоя мамаша получит зарплату, на тебе столько повиснет, что всей получки не хватит. Бери «дурь» и отрабатывай.

      – Нет, с «дурью» связываться не буду. Митяя вон менты загребли? Случайно загребли, и что? Теперь срок светит, а я на «малолетку»