Не бойся быть моей. Татьяна Тэя

повесила трубку, а Антон вздохнул, выпуская напряжение, и подумал, что всё равно добьётся правды во что бы то ни было. Это был личный вопрос. Принципиальный.

      * * *

      Виктория сидела на террасе, выходящей на просторный задний двор дома, вокруг которого раскинулся приличных размеров сад. Хотя садом это можно было назвать с большим преуменьшением, скорее, парком. Большинство деревьев не были плодовыми и не росли свободно, умелая рука садовника равняла им кроны регулярно. Всё в этом доме должно было соответствовать определённой форме, и Вика тоже.

      Она вспоминала, как вчера за столом еле запихнула в себя малюсенький кусочек говядины и листик салата. А всё из-за племянника Ерохина, Антона. Именно из-за него внутри Вики бушевал ураган. Эмоции бились о прутья стальной клетки, которую она воздвигла внутри себя, грозились вырваться наружу, но ей удалось вовремя взять себя в руки, демонстрируя равнодушие. Она надеялась, что ничем себя не выдала. Нет, вернее, она была уверена, что ничем себя не выдала. Так что и этому Шереметеву пришлось принять правила игры, и молчать в кулачок. Она даже ни разу не заговорила с ним за обедом.

      Его появление было какой-то жестокой шуткой. О, она прекрасна знала, что жизнь жестока и несправедлива, и любит подкидывать неожиданности в самое неподходящее время.

      После основного блюда Алиса попыталась подпихнуть ей десерт, но она покачала головой, давая понять, что сыта. Она понимала, что цвет лица у неё совсем бледный, а пальцы дрожат от нервного перенапряжения, но взяла бокал с вином, и попыталась спрятаться за ним, хоть и не выпила ни капли, только пригубила. Кажется, кто-то в тот момент пошутил, но ни она, ни Антон не рассмеялись, потому что были погружены в собственные мысли.

      За годы жизни в доме Ерохина она ни раз видела семейные фотографии в альбомах, но вообще не узнала его племянника, столкнувшись с ним сначала в кофейне, а потом на улице. Она помнила, как асфальт уходил из-под ног, как окружающий мир терял краски, как блекли звуки, как она отчаянно надеялась на чью-то помощь. Боль, бессилие, подол сарафана, мокрый от пропитавшей его крови…

      Она в тот период вообще слабо соображала, что делала. Жила как в тумане. Если бы не потеряла ребёнка, пришлось бы как-то объяснять его наличие, тем более, её положение через какое-то время уже стало бы очевидным. Она не могла позволить себе нарушить правила, наоборот, всегда подчинялась им, делала то, что от неё требовалось.

      Поэтому, когда доктор в медицинском центре сообщил ей печальные новости, с какой-то стороны Виктория ощутила облегчение. И это гадкое чувство мучило её по сей день, заставляя ощущать вину за потерю ребёнка.

      Из-за стола она вчера ушла раньше всех, сославшись на лёгкое недомогание.

      – Ты что-то бледновата, милая, – побеспокоилась Тина, – хочешь мы врача вызовем?

      – Нет-нет, полежу и всё пройдёт, – отмахнулась Вика и вышла из столовой, но напоследок бросила короткий взгляд на Антона.

      Каждый шаг давался ей с трудом, она, видно, так перенервничала, что была на грани обморока. Она слышала, как стучали каблучки Алисы, шедшей за ней всю