Не бойся быть моей. Татьяна Тэя

Ваня внезапно соскочил со стула и подошёл к Вике.

      – Привет, – протянул он ей руку. – Я господин Шереметев-младший.

      Алиса подавилась собственным смешком, а Антон лишь покачал головой, удивляясь, чему ещё Ваньку могут научить в этом странном доме.

      Вика моргнула, переключая внимание на мальчика, и с неимоверной элегантностью подала ему руку.

      – Приятно познакомиться, господин-джуниор.

      – А как тебя зовут?

      – В общем-то я – леди Виктория, но можешь звать меня просто Викой, – её голос для Антона был внезапно нежным и мелодичным, а улыбка, адресованная его сыну, мягкой.

      – А меня Ваней можно называть, а это – мой папа.

      Ваня ткнул пальцем в сторону, указывая на Антона.

      Взгляды Вики и Шереметева пересеклись, но не задержались друг на друге и секунды, очень быстро она отвернулась. Антон оценил, что одета она была великолепно, очень стильно и модно, а вот цвет лица был нездоровым, и вообще она выглядело усталой. Гораздо более усталой, чем её голос в кабинете Ерохина.

      – Ваня, хочешь исследовать дом? – отвлекла на себя внимание Алиса, прерывая затянувшуюся паузу.

      Прежде чем Вика успела хоть что-то сделать, Алиса с мальчиком выбежали из кухни, оставляя её наедине с Антоном… снова.

      Она молча подошла к кулеру и налила стакан воды. И ни проронила не звука, утоляя жажду. Затем закрыла глаза и стиснула пальцы на стекле, которое, казалось, могло раскрошиться в любой момент, настолько сильно она его сжимала, до побелевших костяшек. В нескольких метрах от неё стоял Антон, и Вика знала, что он ждал от неё какой-то реакции, какого-то слова. Причины её беспокойства рядом с ним были вполне прозрачными, но эта неприязнь, поднимавшаяся в ней в его присутствии, была отравляющей. Она понимала, что он, вероятно, спас ей жизнь, и она, вероятно, должна быть ему благодарна. Только вот он знал её секрет, и его присутствие в этом доме заставляло её нервничать и днём, и ночью.

      Он был помехой для неё, он раздражал своими внезапными появлениями ни к месту, да и в общем самим фактом пребывания с ней под одной крышей, он не давал ей спокойно жить. Ворвался в давно налаженный мир, ставя под удар всё, над чем она так долго и упорно трудилась.

      – Как ты себя чувствуешь?

      – Прекрасно, – почти зарычала она.

      – По твоему виду так и не скажешь.

      – Спасибо за комплимент, – она обернулась, иронично поигрывая бровью. – И прекрати спрашивать о моём самочувствии каждый раз, когда хочешь заговорить.

      Она видела, что он покачал головой, но поскольку наклонил её, выражение лица было не разобрать.

      – Ты какая-то недружелюбная. И я не понимаю, почему.

      – Дружелюбная – это о собаке. А я не обязана изображать радость и вилять хвостом при каждом твоём появлении.

      Она могла бы многое ему сказать, например, почему ей грустно, почему она чувствует себя несчастной и заключённой в тюрьму в четырёх стенах своей комнаты в этом Ерохинском мавзолее. Могла бы объяснить, что бы случилось