Невеста с аукциона. Шарлиз Шелдон

мерил мне давление. Предплечье сильно сдавило ремнем тонометра, и мое тело инстинктивно отшатнулось.

      – Тише, тише, – заговорил кто-то, – Я всего лишь врач и осматриваю тебя.

      Над кроватью склонился симпатичный мужчина в очках, а за его спиной маячил бледный Амиров.

      – Ничего страшного, – успокоил нас врач, – У ребенка всего лишь сильный стресс и нервное истощение, которые вызвали такой длительный обморок.

      – У ребенка? – удивленно переспросил Генрих.

      – Ээм, а сколько девушке лет? – растерялся врач, – На вид не больше пятнадцати.

      – Восемнадцать, – прохрипела я, чувствуя, как горло саднит. Наверное, сорвала голос, пока кричала и отбивалась.

      – Прошу меня извинить, – мило улыбнулся мужчина, – Вы очень молодо выглядите, вот я и ошибся.

      – Док, ты давай по делу, – рассердился Амиров, – Как ее лечить?

      – Девушке сейчас нужен хороший сон, обильное питание, фрукты и отсутствие всяких стрессов. А дальше молодой организм сам справится.

      – Может, какие-нибудь успокоительные выпишешь? – надавил на него женишок.

      – Если вы настаиваете, Генрих Эдельбертович, то без проблем, – он легко пожал плечами, написал рецепт на бумажке и стал собирать свой кофр.

      Врача вскоре выпроводили, а ко мне в комнату вернулся Амиров. Он помялся на пороге, но уверенно прошел до кровати и сел на кресло рядом.

      Я из принципа отвернулась от него, уставившись на золотой орнамент стен.

      – Как тебе твоя комната? – заговорил он.

      – Безвкусица.

      Ни капли не соврала. Каждая деталь интерьера либо кричала о баснословной стоимости, либо была золотого цвета.

      – Не большая, чем твой бывший наряд, – улыбнулся он, – Жаль, я думал тебе понравится. Если захочешь чуть позже можешь пройтись и выбрать спальню себе по вкусу.

      Мой взгляд метнулся на собственное тело и я запаниковала. На мне была милая пижамка из шортиков и короткой маечки. Руки потянулись к лицу и волосам. Кто-то потрудился все смыть и привести меня в божески вид.

      – Не переживай, переодевала тебя твоя горничная. И ты уж извини, Катюша, но твой боевой раскрас индейцев она смыла, – усмехнулся он, – Без косметики гораздо лучше. Док прав, действительно не дашь больше пятнадцати лет.

      – Не боитесь, что посадят за растление малолетних? – резко бросила я.

      – Формально ты совершеннолетняя, а тюрьмы я не боюсь. Жизнь есть везде. Другое дело, что мне уже здоровье не позволит наслаждаться блатной романтикой.

      – Отлично, вы еще и бывший зэк, – не подумав, ляпнула.

      – Катюша, следи за язычком своим. Чтобы больше я такого от тебя не слышал.

      На этом наш разговор застопорился и Генрих Эдельбертович еще немного посидел рядом со мной, потом оставил одну. Я встала, легко пошатываясь, и добрела до балкона. Распахнула тяжелые створки и босиком вышла на непокрытую крышей лоджию. Ледяной холод от плитки, промозглый мартовский ветер пробуждали, приводили в себя, давая