С точки зрения чудовища. Ольга Эр

вороны скоро перестанут кружить над домом, а уж они-то птицы не привередливые. Воспоминания становятся совсем размытыми и тусклыми, но пока что еще я помню, как дядя стоял перед воротами – и не мог войти. Я помню, как он разевал рот, беззвучно, словно рыбина в пруду, как побагровело его лицо, и как он дернул в ярости воротник, словно тот душил его. А я тогда улыбался, я еще не понимал сути произошедшего, все казалось мне забавной шуткой, которая вот-вот закончится. Конечно, дяде не нужен был скандал вокруг его имени. Он поспешил объявить всем, что я пострадал при пожаре и тронулся умом. Освященник это подтвердил, а в храме, как я слышал, появился новенький алтарь.

      Людская молва быстро превратила мое поместье в проклятое место, куда честным жителям лучше не соваться, если хотят сохранить свою душу целой. Первое время меня это устраивало, а потом стало очень страшно от прикованного ко мне одиночества, но было уже поздно.

      Дядя приказал тем, кто мог пройти в поместье, следить за мной и за тем, чтобы я ни в чем не нуждался. Приказал и уехал, и за все время ни разу не прислал мне ни одного письма. Словно я и правда сошел с ума или умер. Я оказался прозорливее, и прибавил к приказу неплохое жалование. Правда, вряд ли только за жалование Марел дважды вытаскивал меня из петли и один раз выбил нож из моих рук. Я уже молчу об… остальном. О том, чего никто не видел.

      Впрочем, все без толку.

      Последние годы единственный вопрос, который мучает меня: что я буду делать, когда мои деньги кончатся? Если все уйдут, если я останусь один. Придет ли смерть ко мне, когда мое тело истощится, или, лишенный последних сил, я останусь навечно заперт в своей черепной коробке?

      Время покажет.

      А пока что…пока что Агнес разбила огород неподалеку от розария.

      Петрушка, правда, завяла, но вот лук растет себе и растет.

      Исабель положила в сторону книгу, загнув уголок на недочитанной странице, и на цыпочках прокралась в соседнюю комнату. Отец спал, скинув во сне одеяло и хрипло дыша. Девушка сняла с его лба высохшую тряпочку, окунула в стоящий у кровати кувшин с водой, отжала и положила отцу на лоб.

      Мужчина шумно вздохнул и открыл глаза.

      – Как ты? – шепотом спросила Исабель, садясь на край кровати.

      – Мне кажется, лучше, чем утром, – слабо улыбнулся отец. И беспокойно приподнялся на локте.

      – Скупщик приезжал?

      – Тш-ш-ш, лежи спокойно, – погладила Исабель отца по руке. – Я все распишу в срок. Утром закончила с последним кувшином. Кстати, приходил Жель, принес тебе лекарство.

      – Освященник? – гончар кивнул. – Он достойный человек, спасибо ему.

      Говорить было тяжело, мужчина надсадно закашлялся и бессильно

      откинулся на подушки.

      – Пойду, приготовлю лекарство, – вскочила Исабель и чуть ли не бегом вышла из комнаты. Гончар прислушался к звону склянок.

      – Четвертый день уже, а я просил два. Как бы он не осерчал… или не сделал чего, – пробормотал мужчина. – Но имею ли я право… Но деньги… Я не могу рисковать