С точки зрения чудовища. Ольга Эр

хочется рассмотреть лицо Исабель ближе. Увидеть, есть ли на нем еще эмоции, или же ей обидно только потому, что правильных, хороших девушек церковь учит, на что следует обижаться, а на что – нет. На какую-то секунду мне кажется, что я улавливаю что-то в глазах Исабель, но затем они снова становятся непроницаемы. Однако любопытство уже охватывает меня. Давно что-то не занимало меня так, как простой вопрос: как дочь гончара могла научиться поддерживать беседу не хуже знатной девицы? И не просто поддерживать, пустая болтовня тоже наука, но не великая. А так складно выражать свои мысли, простирающиеся намного дальше предметов, которые могут волновать девушку ее возраста и происхождения.

      У меня был период, в который я отправлял сперва Марела, затем Мелеха в город, скупать все сочинения, в которых речь шла бы о любви.

      У меня были и запрещенные книги, и те, которые покупались тайком, и развратные сочинения, и целомудренные. Но любви там не было. Была страсть, было морализаторство, была наивность. Все, что угодно, кроме того, что я ожидал там найти.

      Единственное, что мне действительно понравилось, было сочинение «Освященница», написанное неким неизвестным Дейро, и запрещенная церковью к изданию.

      Правда, и в нем было отнюдь не про любовь.

      В рассказе о матери Исабель мне чудится недоговоренность. Что-то, похожее на одну из тех слезливых историй, которые я читал. Я готов согласиться с тем, что бродячая артистка могла иметь талант к игре на скрипке и выучить дочь. Но научить ее думать и говорить так, чтобы я ощущал почти что равенство с ней…

      Мне хочется выпытать у Исабель, рассказывала ли ее мать что-то о своей жизни до Малой Долины, но Исабель ничего такого не помнит.

      А смерть от простуды – что за унылый конец истории?

      Исабель, похоже, готова говорить о матери бесконечно долго, но слушать о чужих покойниках, когда рассказ не приближает к отгадке – зачем? Да и, может быть, я все придумал от скуки. В конце концов, Марел оказался очень сообразительным человеком. Возможно, у них это семейное.

      Размышления над вероятным секретом матери Исабель неожиданно пробуждают у меня аппетит. Мне ведь так и не удалось толком позавтракать, да и ужин накануне был весьма скуден.