Пока я спала. Амалия Март

Айова. Так и знала, что рано или поздно нарвусь на извращенца. Дергаю рукой, прикладывая все силы, что наскребаю в опустошенном теле. Выходит жалкая и болезненная попытка.

      – Тише, не дергайся, – успокаивающий тембр приближается к лицу.

      – Отпусти меня к чертям собачьим! – говорю твердо и зло. – И вруби уже гребаный свет! – продолжаю выкручиваться из странного плена

      – У тебя просто повязка на глазах. Да хватит дергаться! – чуть повышает голос, оставаясь все в тех же низких рычащих нотках, опускает ладонь мне на плечо, придавливая к постели. – Катетер вырвешь.

      Он чертов маньяк! Безумный поклонник! Вливает в меня какую-то гадость, от которой как в нирване плывешь, не способный концентрироваться на реальности. Так и знала, что нельзя направо и налево раскидываться карточкой фотожурналиста. Теперь меня постигнет участь того чувака из фильма “Мизери”, хорошо, если до сломанных ног не дойдет.

      – Да что на тебя нашло? – звучит удивленное.

      – Ты развяжи меня, и я тебе покажу, что нашло, – цежу сквозь зубы, даже щелкаю челюстью, пытаясь укусить похитителя за предплечье.

      С маньяками так нельзя, я помню, но сюсюкать с извращенцем – это точно не ко мне. Отпустит, как миленький. Особенно, когда я его американскую задницу на флаги рвать начну.

      – Видимо травма головы серьезнее, чем мне сказали, – очередной тяжкий выдох, щекочущий мне щеку. – Ты в больнице.

      – Что?

      – Ты ударилась, упала, потеряла сознание. Мне позвонили – я приехал. В руке катетер, ее зафиксировали, чтобы ты не дернула, пока спишь. На глазах повязка, – сухо перечисляет, отодвигаясь.

      Упала…

      Точно. Дурацкий камешек. Крепость. Нет. Снег. Больница.

      Голова проясняется, и возвращается сильная боль. Помню, как везли, опрашивали, что-то подписывала сослепу. Гудение какой-то трубы. Никос. Нет, Никоса здесь нет, это не Греция.

      – Где я?

      – В больнице.

      – Нет, страна.

      – Россия. Я позову врача, – снова скрип.

      – Стоять! – выходит почти твердо. – Повязку сними. Пожалуйста, – смягчаюсь.

      Кто бы не был этот чувак – он пока единственный источник ответов и помощник.

      – Наверное, лучше врач.

      – Наверное, лучше я сама! – хватаюсь за края бинта свободной рукой и пытаюсь нащупать край. Завязали на славу. На бантик. Россия… – Я же не ослепла? – вдруг прорезается “гениальная” мысль.

      То-о-олько не паниковать!

      – Подожди, – грубые пальцы снова касаются моей руки, отодвигая.

      Он долго возится, настолько, что я успеваю привыкнуть к теплу его рук у лица и запаху, что от него исходит. Теплого дерева. Странный аромат. Бинт спадает с глаз, искусственный свет бьет по зрачкам, заставляя зажмуриться. Но я вижу, слава богам.

      – На брови швы, – вновь заговаривает мужчина. – Наверное, перевязали, как смогли.

      – Коновалы, – откидываюсь на подушку, выставляю ладонь козырьком, защищаясь от слишком интенсивного света.

      Глаза понемногу привыкают, открываются