Действуй, жена!. Виктория Волкова

У тебя же полиса с собой нет.

      – Примут, – хрипит он натужно. – Они знают и любят меня…

      – Тебя все любят, – улыбаюсь я, скосив глаза на Воскобойникова.

      – Звучит как издевка, – морщится он и, как только машина останавливается около высоких ворот и пропускного пункта, открывает окно.

      – Пропустите, пожалуйста, – просит, показывая руку, и вздыхает тяжко. – Сам не дойду…

      – Конечно-конечно, – ухает дедок, похожий на Гомера Симпсона, и бежит открывать ворота, будто ему предъявили самый настоящий пропуск.

      – Вот они – плоды славы, – делано вздыхаю я.

      – Ага, – криво ухмыляется Леха, – я умею торговать мордой.

      Мне удается найти место около самого крыльца. Аккуратно паркую машину и помогаю выйти болезному однокласснику. Санитарка на поле боя – картина маслом! Леха облокачивается на мое плечо, и мы резвой рысью несемся в здание.

      – Ах, Алексей Николаевич, – лопочет медсестра, встречающая нас около входа с креслом-каталкой. – Садитесь-садитесь, с вахты позвонили…

      Воскобойников, в манере сильных духом, мотает головой, давая понять, что не желает в глазах публики казаться инвалидом.

      – Ты бы сел, Леша, – шепчу я. – У тебя хобот и хвост ниже позвоночника.

      Он кивает, улыбаясь мне, и, несмотря на боль, плюхается на кожаный диван, стоящий около регистратуры.

      – Нина, – решительно восклицает «наша» медсестра, – выпиши пропуск на Алексея Николаевича и сопровождающего. А я пока найду его историю болезни. Не волнуйтесь, – поворачивается она к нянчащему руку Воскобойникову, – Елена Васильевна уже спускается в операционную.

      И сладко улыбнувшись нашему родному Брэду Питту, отпирает комнатку с надписью «Архив». Но, прежде чем заскочить внутрь, окидывает меня злым недоверчивым взглядом.

      «Вот и ты, мать, удостоилась безликого «сопровождающий», – думаю я, подходя к аптечному киоску. Меня можно принять за кого угодно, только не за подружку пациента. Целомудренное платье с маленькой круглой горловиной, надежно скрывающее фигуру, и толстая мягкая косица делают меня похожей на сиротку. Моя сестра Малика зовет этот наряд братской могилой, уверяя, что я под ним всю себя похоронила одним махом. Коса завершает образ, скидывая лет десять. Король кинематографа и сирота казанская – подходящее название для нашей парочки. И пока Леха тихо стонет на модерновом диванчике, привлекая внимание аптекарши и всей регистратуры, мне приходится чуть кашлянуть, чтобы отвлечь пожилую хозяйку киоска. Понятное дело, не каждый день увидишь Алексея Воскобойникова в одних трусах, но и о других посетителях подумать надо.

      – Одноразовый халат, – тыкаю я пальцем в витрину и, получив вожделенный наряд из нетканого материала, возвращаюсь к Лехе.

      – Надень, – шепчу я. – А то завтра станешь знаменитее Кончиты Вурст.

      Воскобойников смотрит на меня странно, будто видит впервые, а затем с трудом поднимается с дивана. Я замечаю слишком бледное лицо стоящего передо мною мужчины и почти насквозь пропитавшееся