Пароход. Александр Харитонов

Они ещё и пьяные, и как раз в том состоянии, когда русские ходят в штыковую атаку. Пойдём, ребята, в другое место. Ну их к бесу! Эти парни нам сегодня точно поработать тут не дадут.

      – Дикари! – презрительно сплюнул второй мужчина из тёмного квартета.

      – Дурак, ты! – отозвался главный. – Русские – великий народ!

      … и уже, стоя посреди той улицы, где можно было найти только одних дешёвых жриц любви за пять франков, великий народ в лице Алябьева и Краснова, обняв друг друга железными пальцами за железные шеи, воодушевлённо полушепотом пел:

      – Я встре-е-етил вас – и всё былое

      В отжи-и-и-вшем сердце о-о-ожило.

      Я вспомнил время зо-о-олотое,

      И се-е-ердцу стало так тепло…

      И звучали в голосах офицеров воистину тёплые ноты, ибо каждый из них пел о своём личном, утерянном безвозвратно.

      …два полицейских на велосипедах остановились напротив них.

      – Господа, у нас нет к вам никаких претензий, – вежливо ответил им Алябьев, закрывая ладонью рот Краснову и достоверно зная – ещё с кадетского корпуса, какие слова в этом случае может сказать его друг блюстителям порядка.

      – Это таксист? Иностранец? – ближайший полицейский ткнул острым пальцем в Краснова, и этот палец был чем-то похож на нож, направленный в грудь.

      Полицейский либо уже где-то встречался с Николаем, либо просто был особо бдительным к таксистам и иностранцам, поскольку спросил уверенно и жёстко, с намерением непременно наказать.

      – Иностранец? – удивился Алябьев. – Нет! Мы не водим дружбу с иностранцами. Мой друг просто немного перепил, и его всё время тошнит.

      – От вас, сук! – по-русски рыкнул в ладонь Алябьеву Краснов, с ненавистью глядя на ажанов. Прозвучало, как «О…вы-ы-с-к!..»

      – Вот видите, господа? – сокрушённо кивнул Сергей Сергеевич. Снова его выворачивает наизнанку. Простите моего бедного друга. Блюёт…

      Полицейские помялись, потом тактично пожелали:

      – Счастливо вам добраться до дома! – и уехали.

      Больше французские законники русским однополчанам не попадались.

      Полагаю, что и тем и этим в ту ночь повезло…

      Алябьев и Краснов опять где-то пили, их опять куда-то несло…

      В общем, погуляли, завершив свой ночной славный поход «прорывом Южного фронта красных конным корпусом генерала Мамонтова», о котором товарищ Лев Троцкий в своей телеграмме товарищу Владимиру Ленину отозвался так: «Белая конница прорвалась в тыл Красной армии, неся с собою расстройство, панику и опустошение».

      В седьмом часу утра следующего дня Алябьев проснулся в постели Сюзанны. Её самой в ней не было. На полу у кровати, откинув подушку и подложив под голову сильную руку, на мохнатом одеяле лежал Краснов, накрытый ярким покрывалом.

      Едва Алябьев зашевелился, штабс-капитан полусонным голосом произнёс:

      – Серёжа, помнишь, как под Перекопом драпали, а? И вчера почти так же…

      – И зачем ты, Коля, с той шпаной сцепился? – в ответ посетовал Алябьев. – Их куча, а нас всего двое… Где Сюзи, не знаешь?

      – Убежала