Очень хотелось солнца. Мария Аверина

он доставал с полки, была готова говорить с ним теперь глубинно-понятным, близким его ощущениям языком, он вскоре просто перестал выбирать и, закончив одну, наугад вытаскивал из шкафа другую. Эта своеобразная лотерея мотала его воображение по городам и странам, временам и событиям, сюжетам и судьбам, разворачивая перед мысленным взором гигантскую панораму человеческой жизни, которая, как оказалось, была и раньше не только не менее напряженной, трудной и запутанной, чем его собственная, но и удивительно схожей с современной. Менялись только костюмы, прически и манеры. Все остальное было таким же: те же страсти, обиды, радости и огорчения…

      Угревшись под пледом и некоторое время проведя в сытой полудреме, Николай осознал, что заснуть окончательно ему не удастся. Он снова зажег огарок и наугад протянул руку к полке с книгами.

      – Баратынский!

      В слабеньком, мерцающем свете огарка читать, конечно, было трудно, но можно. И тут на него накатил новый приступ сарказма.

      – Романтика одиночества при свечах… в мечтах и грезах… Бред какой-то…

      Однако томик не отложил в надежде, что старомодный, громоздко-громыхающий патетичными строфами классик подействует на него добрым снотворным. Потому повыше взбил пыльную диванную подушку так, чтобы голова была как можно ближе к стоявшей на краю придиванного столика свече, и наугад раскрыл книжку.

      Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель,

      Ты был ли, о свободный Рим?

      К немым развалинам твоим

      Подходит с грустию их чуждый навеститель.

      За что утратил ты величье прежних дней?

      За что, державный Рим, тебя забыли боги?

      Град пышный, где твои чертоги?

      Где сильные твои, о родина мужей?

      В душе зашевелилось неприятное ощущение беспричинного раздражения…

      Тебе ли изменил победы мощный гений?

      Ты ль на распутии времен

      Стоишь в позорище племен,

      Как пышный саркофаг погибших поколений?

      Мысль, которую он так старательно забивал работой, вырвалась из тисков воли и, зажегшись, стремительно побежала по нервам, как огонек по бикфордову шнуру… Мозг взорвался болью, заломило в груди. Николай сбросил плед и рывком поднялся.

      Под тяжелыми обложными ватными тучами над городом стояла плотная непроглядная мгла, так плотно прилипшая к оконному стеклу, что оно, как зеркало, беспощадно отразило помятое, несвежее, закучерявившееся неопрятно-обкорнанной бородкой мужское лицо. Всегдашняя короткая стрижка давно уже утратила форму, волосы в беспорядке рассыпались надо лбом. Вытянутая линялая домашняя майка бесформенно свисала с плеч…

      Взгляни на лик холодный сей,

      Взгляни: в нем жизни нет;

      Но как на нем былых страстей

      Еще заметен след!

      Так ярый ток, оледенев,

      Над бездною висит,

      Утратив прежний грозный рев,

      Храня движенья