Жена. Мег Вулицер

из комитета никто уже спать не ложится.

      Мы попрощались, как старые друзья, и, когда повесили трубки, я бросилась в спальню и прыгнула на кровать рядом с Джо.

      – О боже, это все-таки произошло, – сказала я. – Ты был прав. Ты был прав! Я, кажется, сейчас в обморок упаду или меня стошнит.

      – До конца сомневался, окажусь ли прав, – Джо прильнул ко мне. – Это начало новой эры, Джоан.

      – Да, эры, когда ты станешь невыносимым, – ответила я.

      Он проигнорировал мои слова и ничего не ответил.

      – Что мне делать? – наконец спросил он.

      – В каком смысле – что тебе делать?

      – Что мне сейчас делать? – повторил он растерянно, как ребенок.

      – Позвони Льву, – сказала я. – Он расскажет, что он делал. Посоветует, как себя вести, по каждому пункту. По шагам распишет. Но, думаю, тебе надо вести себя, как обычно. Ты же уже получал премии; это то же самое, только премия более престижная.

      – Спасибо, Джоан, – тихо сказал он.

      – Нет, не надо. Не начинай. Я не вынесу.

      – Но надо же что-то сказать, – возразил он.

      – Ничего нового ты не скажешь. И прошу, что бы ни случилось, не благодари меня, когда выйдешь на сцену большого зала в Хельсинки или где там состоится эта церемония.

      – Но я должен, – сказал он, – все так делают.

      – Не хочу быть многострадальной женой, – резко ответила я. – Ты же это понимаешь? Джо, ну представь, как бы ты себя почувствовал на моем месте.

      – А мы можем потом об этом поговорить? – спросил он.

      – Да, – ответила я, – наверно.

      Он крепко поцеловал меня в губы; после сна во рту у обоих было кисло. А потом он повел себя очень странно: медленно поднялся и встал на кровать, пошатываясь, выпрямился и, возвышаясь над спальней, оглядел ее с нового угла. Угол чуть изменился, но комната по-прежнему казалась обычной. Джо Каслман знал, что он особенный, но не настолько особенный, чтобы избежать быта. Быт окружал его со всех сторон, и так было всегда. Но теперь он мог уделять ему меньше внимания; мог разрешить себе существовать в другом мире, в параллельном измерении, где лауреаты крупных премий возлежали в шезлонгах, лакомились фигами в солнечных лучах и не думали ни о чем, кроме себя самих. Однако этому порыву нужно было воспротивиться; нельзя было позволить себе почивать на лаврах. Джо должен был издаваться дальше и продолжать писать, выдавая хорошие романы с прежним постоянством.

      – Ты зачем встал? – спросила я, глядя на него.

      – Хочу попрыгать на кровати, – ответил он. – Как в детстве.

      Я подумала о Дэвиде, Сюзанне и Элис, вспомнила, как взлетали их маленькие фигурки, развевались полы рубашек, как они визжали от радости, взмывая вверх. Почему дети любят прыгать? Может, это бесконечное кувыркание – прыжки на кровати, качели на детской площадке – действительно приятно? Не то что наше взрослое слепо предопределенное движение по прямой, вперед-назад, вверх-вниз?

      – Иди, попрыгай со мной, – сказал