Весёлые рассказы про детей. Аркадий Аверченко

ты, – сказал он угрюмо. – Если бы я просил милостыни, то и у тебя просил бы. А я заикнулся тебе хоть раз? Нет.

      И добавил с напыщенно-гордым видом:

      – Не беспокойся, брат… Я не позволю себе просить милостыни… Не таковский!

      Должен признаться: я был крайне заинтересован таинственным Алёшкой. Сказывались мои двадцать два года и двадцать четыре часа свободного времени в сутки.

      Я решил выследить Алёшку.

II

      Был тёплый летний полдень.

      Из-за перегородки слышался монотонный голос Алёшки, читавшего матери «Анну Каренину». Через некоторое время он прервал чтение и заботливо спросил:

      – Устала?

      – Немного.

      – Ну, отдохни. А я пойду. Если захочется без меня кушать, смотри сюда: вот ветчина, холодные котлеты, молоко.

      Захочется читать – вот книга. Ну, прощай.

      В последовательном порядке послышались звуки: поцелуя, хлопнувшей двери и Алёшкиных шагов в коридоре.

      Я схватил шляпу и тихонько последовал за Алёшкой.

      Через двадцать минут мы оба очутились в Летнем саду, наполненном в это время дня дряхлыми старичками, няньками с детьми и целой тучей девиц с вечными книжками в руках.

      Алёшка стал непринуждённо прохаживаться по аллеям, бросая в то же время косые проницательные взгляды на сидевших с книжками девиц и дам и делая при этом такой вид, будто бы весь мир создан был для наслаждений и удовольствий.

      Неожиданно он приостановился.

      На скамейке, полускрытой зелёным кустом, сидела сухая девица и, опустив книгу на колени, мечтательно глядела в небо. Думы её, вероятно, витали далеко, отрешившись от всего земного, рассеянный взгляд видел в пространстве его, прекрасного чудесного героя недочитанной книги, обаятельного, гордого красавца, а неспокойное сердце девичье крепко и больно колотилось в своей неприглядной, по наружному виду, клетке.

      Алёшка тихо приблизился к мечтательнице, стащил с головы фуражку и почтительно сообщил:

      – А вам, барышня, письмецо есть…

      – От кого? – вздрогнула девица и обернула к Алёшке своё, ставшее сразу пунцовым лицо.

      – От «него», – прошептал Алёшка, щуря глаза, с самым загадочным видом.

      – А… кто… он?.. – ещё тише, чем Алёшка, прошелестела девица.

      – Не велено сказывать. Ах! – вскрикнул он неожиданно (будто прорвался) с самым простодушным глуповатым восторгом. – Если бы его видели; такой умница, такой красавец – прямо удивительно!

      Девица дрожащими руками взяла письмо… на лице её было написано истерическое любопытство. Грудь тяжело вздымалась, а маленькие бесцветные глаза сияли, как алмазы…

      – Спасибо, мальчик. Ступай… Впрочем, постой. Вот тебе!

      Девица порылась в ридикюле, вынула две серебряных монеты и сунула их в руки доброму вестнику.

      Добрый вестник осыпал её благодарностями, отсалютовал фуражкой и сейчас же деликатно исчез, не желая присутствовать при такой интимности, как чтение чужого письма.

      Сидя на противоположной скамье, я внимательно следил за девицей. Бледная как смерть, она