Проданное Счастье. Валентина Кострова

приехал, все парковочные места были заняты.

      Делаю глоток кофе, слышу голос. Сразу же останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам. Замечаю неподалеку небольшую толпу зевак. В этот раз звучит веселая музыка, песня заставляет пританцовывать.

      Я вижу Майю. Она держит в руке микрофон, смотрит на ребят-музыкантов, в нужный момент поет припев. Меня от ее голоса пробирают мурашки, как в первый раз, когда ее услышал на Невском.

      Не сразу признаюсь себе в том, что любуюсь девушкой. С распущенными волосами, в джинсовом сарафане она выглядит совсем юной. Ей, наверное, и двадцати нет. Возможно, только восемнадцать исполнилось. Все правильно я сделал в последнюю встречу, не нужно связываться с ней.

      Отворачиваюсь. Музыка играет, но голос больше не звучит. Я оглядываюсь, хочу понять почему. И сразу же натыкаюсь взглядом на спешащую ко мне девушку с лучезарной улыбкой.

      – Привет, – замирает передо мной, заправляет за ухо прядь волос. – Я сначала подумала, что обозналась. Ты обернулся, и поняла, не ошиблась. Как дела?

      – Привет. Все хорошо. Каникулы закончились? – голос нейтрален, а внутри все переворачивается вверх тормашками. Еще более пристально ее рассматриваю.

      Сердце ухает ночной птицей, потом бухает куда-то вниз, перестает биться, подскакивает к горлу и перекрывает дыхание. Мне совсем не нравятся эти сердечные качели.

      – Еще полторы недели свободы, – ее губы трогает смущенная улыбка, я тоже улыбаюсь. Уйти не могу, не хочется, а разговор не клеится.

      Стоим, смотрим друг на друга, напряжение вполне ощутимо. Я смотрю в ее глаза слишком долго, до неприличия пристально, и со стороны это, скорей всего, выглядит нахально. Майя при этом не отводит глаза в сторону, почти не моргает и едва дышит. Ее щеки слегка краснеют, мне хочет узнать, о чем она думает, глядя на меня. Еще смотрю на ее губы. Они приоткрыты, так и притягивают к себе взгляд. Какие они на вкус? Чем пахнут? Насколько мягкие и податливые?

      Застывшая кровь начинает бурлить, разгоняется по венам. Впервые после смерти жены я смотрю на девушку и чувствую жгучий, непристойный интерес. Если бы Майя только знала, какие мысли бродят у меня в голове в данную минуту, она бы пришла в ужас от моей испорченности.

      Я не чувствую угрызений совести по отношению к Эле. Мертвым все равно, что творится с живыми, а я уже прошел все круги личного ада. И жуть как хочется наконец-то вдохнуть полной грудью, не чувствовать внутри распирающую боль, не хвататься за сердце, судорожно вспоминая, какие таблетки смогут помочь.