Проданное Счастье. Валентина Кострова

вполне сможешь сама выносить и родить ребенка, зачем такие сложности?

      – Натан, – усмехается, – не буду вдаваться в подробности, но не все женщины могут забеременеть после тридцати пяти лет. Кому-то везет, и беременность наступает почти сразу, а кому-то приходится посещать врачей, слышать неутешительные диагнозы, долго лечиться и со страхом ждать эти чертовы две полоски, чтобы потом… – прикусывает губу, прикрывает на мгновение глаза, – чтобы потом, когда наступает беременность, через месяц потерять ребенка.

      – Прости, – виновато опускаю глаза. Это тема личная, не для посторонних ушей. Маша накрывает ладонью мою руку.

      – Я это пережила. Было больно, было непонимание, за что и почему. Сейчас я приблизительно осознаю, что ты пережил, когда потерял сразу всю семью. Моя боль имела огромные масштабы, твоя боль – без границ и рамок.

      Боль… Эта боль уже не режет меня живьем, но все еще во мне. Она нудит, ноет, она колет и постоянно напоминает о себе. Не было и дня, чтобы я не почувствовал эту боль. Мне по-прежнему ночью снится один и тот же кошмар. Он сейчас не такой яркий, как в первые месяцы, но все еще заставляет просыпаться в холодном поту и с учащенным сердцебиением. Я все еще по привычке ищу рукой лежащего рядом человека, крепко зажмуриваюсь, понимая, что никого нет и не будет. Я до сих пор остро реагирую, когда слышу детский смех, когда рядом кто-то звонко кричит «папа».

      – Жизнь не стоит на месте.

      – Уверена, что ты встретишь ту, которая заставит тебя вынырнуть из глубины своей тоски.

      – Сомневаюсь.

      – Это ты сейчас говоришь. Вот выйдешь из ресторана, а на тебя налетит Она. Сердце екнет, а дыхание собьется. Что ты будешь делать?

      – Пройду мимо, – Машины рассуждения заставляют улыбнуться.

      – Ну и дураком будешь.

      – Я пять лет обожал одну женщину, жизни без которой не представлял. И мне теперь каждый день нужно преодолевать самого себя, чтобы двигаться вперед. Как я могу быть с другой, если я в ней буду искать любимые черты? Это прежде всего неправильно по отношению к той, с которой буду сравнивать. Я хочу быть честным.

      Никольская крутит вилку в руке, пристально меня рассматривает. Тяжело вздохнув, опять отворачивается к окну. Я тоже смотрю в окно. Город с мая наполнился туристами, школьниками, студентами. Из окна офиса я иногда наблюдаю за потоком людей на Невском, не понимая, как в этой толпе можно кого-то увидеть, заметить. Выйти и внезапно встретить ту, которая сумеет меня заставить забыть прошлое – маловероятно. Разве можно забыть ту, с которой дышал в такт? Забыть те руки, которые дарили ласку каждым прикосновением? Время… Время лечит, меня оно лишь обезболивает. Но потом волна боли накрывает снова, и я все переживаю, как в первый раз. Сейчас с немым ужасом ожидаю лета. В жизни «до» лето было самым счастливым: знакомство с Элей, рождение детей. Больше не будет суматошной подготовки к празднику, не будет волнующего ожидания его у сына и дочери, не будет гостей и подарков…

      – Натан! – голос Никольской звучит обеспокоенно, я вздрагиваю, нервно улыбаюсь.

      – Все