Задорная Мандаринка. Амалия Март

очень изменилась. Но блондинкой ты мне нравилась больше, – улыбается, думает это что? Комплимент?

      – И? – уже раздраженно поторапливаю его.

      – А что с рукой?

      – Ближе к делу, Андрей, день сегодня тяжёлый, и ты ему лёгкости не придаешь.

      – Послушай, тут родители купили мне квартиру… нам купили.

      – В смысле нам? Мы расстались больше года назад!

      – Я это… родителям не говорил, сказал, мы решили со свадьбой подождать просто. Они же тебя так любят.

      Молча поднимаюсь с места, выхожу в другую комнату и начинаю истерически смеяться. Это какой-то прикол? Боже, дай мне сил. На что Андрей рассчитывает, появившись спустя столько месяцев и говоря всю эту дичь? Его родители, видите ли, меня любят. Даже не хватило ума самому признаться в пылких чувствах. Небось, родители насели на него с женитьбой, а кандидатуры не нашлось, и вот… Здравствуй, Инна, прошлый год!

      – Пышка, ну ты чего? – удивленное лицо появляется на пороге комнаты.

      – Ой, не могу я, Живило, – фамилию у осла знатная, мещанская, да. – Все, тебе пора.

      Разворачиваю его в направлении двери и даю вектор.

      – Давай-ка, собирайся и улепетывай на все четыре стороны, откуда ко мне дорогу нашел. И с бредом своим больше не приходи. С родителями сам разбирайся, это уже не мои проблемы. А я занята! Видишь, – окидывая себя рукой. – Ждала гостя, а тут ты.

      – Но… – пытается что-то вставить, а я не даю.

      – Живей, Живило! – о, как каламбурно вышло, надо запомнить, хотя нет, не надо. – Искренне надеюсь никогда больше не лицезреть твое сисадминское лицо.

      Едва он втиснулся в ботинки, хватаю его куртку, открываю дверь и выставляю с вещами за порог. Там оденется.

      Мне только кажется или моя жизнь действительно превратилась в калейдоскоп непрерывного треша? Сажусь на пуфик в коридоре, пытаясь прийти в себя, после только что пережитой сцены. Невольно кидаю взгляд на порванные кеды – единственную обувь, некогда пригодную для носки в демисезон, пока не выпал снег. Итак, на счету пятьсот рублей, зарплата только через четыре дня, а носить мне нечего. Чудесно. Надо было хоть с Живило взять денег за моральный ущерб. А почему бы, собственно, и нет?!

      Резко открываю входную дверь, осла уже нет, но далеко он вряд ли ушел. Ору на всю мощь: Андрей!

      Слышатся быстрые шаги по лестнице, и через пару секунд появляется лицо, освещенное надеждой. Обломись, Живило.

      – У тебя пара тысяч есть с собой?

      – Есть, – недоуменно пялится на меня.

      – Дай, – протягиваю к нему руку.

      Он сводит на переносице брови, как делает всегда, когда упорно размышляет, но все же тянется к карману джинс и достает портмоне. Открывает, и я вижу, что там лежат несколько тысячных купюр и одна заманчиво оранжевая. Аккуратно вытаскиваю ее пальцами из кошелька бывшего и говорю:

      – Отдам с зарплаты, не ссы. Приходи через четыре дня! – и захлопываю дверь прямо перед носом шокированного мужчины.

      Конечно, отдам, не надо мне его подачек. Если осмелится снова