Природы мир и мир людей. Избранное. Аполлон Майков

что мы видели, чем жили, вдохновлялись

      И, как игрушкою наскучив, в быстрый бег

      От старого вперед все дале устремлялись;

      Припомнил лица я, и страсти, и слова,

      И вопль падения, и клики торжества,

      Что вырывалося внезапно, вдохновенно,

      Что было жизнию, казалось, всей вселенной,

      В чем каждому из нас была и роль, и честь, —

      И вдруг подумал я – пройдет столетий шесть,

      И кинется на нас ученых вереница!..

      Я думал – Боже! как их вытянутся лица,

      Когда в громаде книг, что наш оставит век,

      Ища с трудом у нас Сократов и Сенек,

      Найдут какие-то печальные заметки —

      Сухого дерева раскрошенные ветки!

      Увидят кипы книг, истлевшие в пыли,

      Где правила ремесл в науки возвели;

      Там сочинение, под коим гнется полка, —

      «О ценности вещей в правленье Святополка».

      Увидят, что у нас равно оценены

      За остроту ума и реалист, и мистик;

      Там цифры мертвые безжизненных статистик,

      Романы самые статистикой полны…

      Найдут, как тщилися тугие корнесловы

      Язык наш подвести под чуждые оковы;

      Откроют критиков и важных, и смешных;

      Грамматиков – и, ах! несходство между них!

      Историков идей, историков событий,

      Историков монет, историков открытий…

      Но, исчисляя тут познаний наших круг,

      Одну припомнил я науку, милый друг,

      И так захохотал среди ночного мрака,

      Что спавшая в сенях залаяла собака.

      Ведь мало нам наук и сложных, и простых!

      Нам мало даже книг, хоть перечесть их мука!

      Для нас нужна еще особая наука —

      История… чего?.. Да этих самых книг!..

      Но мой шутливый смех и грустию сменялся,

      И с горем пополам, ей-богу, я смеялся,

      Покуда крепкий сон меня не уломал.

      Когда ж проснулся я, восток зарей сиял,

      Летели облака с зардевшими краями,

      Как полчища, пройти пред царскими очами

      Готовые на смотр; и несся пар седой

      Над сталью озера; земля ночным морозом

      Была окреплена с подмерзнувшей травой,

      И тонкий лед звенел, дробяся под ногой.

      Пора уж двигаться ночевщикам-обозам!

      Взъерошенный мужик уж вылез на крыльцо

      Расправить холодком горячее лицо

      И мрачно чешется… Там мальчуган пузатый

      Впросонках поднялся и выскочил из хаты,

      И стал, как Купидон известный у ключа…

      Весь дом задвигался, зевая и ворча.

      Пора на рынок в путь ленивому чухонцу…

      Телеги тронулись… И мне коня! И в путь!

      Куда?.. Куда-нибудь! Да хоть навстречу солнцу!

      О, радостная мощь мою подъемлет грудь!

      Дыханье так свежо и вылетает паром!

      И мысль во мне кипит, светлея и горя,

      Как будто глянула и на нее заря,

      Пылающая там, по небесам, пожаром!

      Как будто кто-то мне таинственно шептал,

      Когда вчерашний бред я свой припоминал,

      И – «радуйся! вещал, что ты рожден поэтом!

      Пускай