Российский колокол №7-8 2021. Коллектив авторов

шик.

(«Бар “Якорь”») [1, с. 11]

      Или старого больного ялтинского скрипача Гонзы, играющего для пьяных матросов в погребке («Городу моего детства»).

      Эти бедные музыканты Новикова при всей внешней убогости умеют преображать мир как теурги, воздействуя на души окружающих и изменяя окружающую действительность своим волшебным, мучительным и тайным даром одинокого творца:

      И он вносил. Но вот что странно:

      под непутёвый перебор

      мирились, скашивали планы,

      слезою увлажняли взор…

(«Бар “Якорь”») [1, с. 11]

      Был он поляк иль венгр? Не знаю.

      Но в скрипочке его свила

      себе гнездо печаль такая…

      Такая мука в ней жила!

      Что за беда была виною

      рыданий глупого смычка?

      Любовь, разбитая войною?

      Или по родине тоска?

      Никто не знал. Но не однажды –

      и я поклясться в том готов! –

      вздыхали парни с каботажных

      в порту сошедшихся судов.

      За ним следили взглядом странным,

      неловко хмурились порой

      над этой хриплой, чужестранной,

      совсем не русскою тоской.

(«Городу моего детства») [1, с. 44–45]

      Представители мира обыденности, не склонные к излишней сентиментальности и восприимчивости, живущие в грубом неромантичном мире, далёком от искусства, внезапно преображаются под звуки волшебной музыки. Теургическое начало искусства преображает мир. Творец у С. Новикова, как божество, создаёт иное видение бытия. Но, к сожалению, оно в профанном мире остаётся недолговечным. Люди быстро забывают о воздействии искусства, как только оно прекращается, и, что называется, спускаются с небес на землю, которая создана не для творцов, а для обыденности: музыка замолкает – и все «разбредаются» по своим «местам»:

      слепой – за ширму у буфета,

      те – к персональным шоферам.

(«Бар “Якорь”») [1, с. 11]

      А творящая волшебство перетворения скрипка Гонзы после его скорой смерти так и не находит другого творца и тоже умирает в мире непоэтов:

      А лёгонькой его подруге

      После него ещё лет шесть –

      Фальшивить, жечь чужие руки

      И в скупке намертво осесть.

(«Городу моего детства») [1, с. 45]

      Намертво – определение не только судьбы скрипки. Это слово однокоренное другим – смерть, мёртвый и т. д. Мир без творчества, по Новикову, не просто обречён на умирание – он уже не жив. Мертвенность его обозначается в новиковских стихах по-разному – и прямо, и косвенно. Например, в стихотворении «Грустная песенка» маленькая мансарда домика в приморском городке полна жизни, радости и любви до тех пор, пока там обитает бедный и талантливый художник. Но вскоре жизнь оттуда уходит по причине исчезновения художника:

      Увы! Художник съехал,

      и женщина ушла.

      В мансарде, словно в трюме,

      крысиный писк и мгла.

      И вот вчера, я