Предпоследний выход. Георгий Тимофеевич Саликов

вообще. Потянулся к тите, не замечая дуновений времён, и ладушки.

      А при истошном упоении собственного зачатия – о чём помышлял Ятин? Хе. Разве предполагался вообще этот внешний мир?

      Впрочем, названные нами прилагательные, а именно, завораживающее и жутковатое, надо думать, к чему-то всё-таки приложимы. Кто знает, вдруг Ятин позволит себе как-нибудь жениться. Немедленно. Чего тянуть? Немножечко потом.

      Любомир Надеевич заложил руки под затылок. М-да. Забудет ведь все грёзы, когда проснётся.

      Заметим в скобках: Ятин, бывало, всё-таки имел дело с женщинами, и не раз, а, порой, немалой продолжительности. Но… вот, видите – «но». Словечко маленькое такое, однако ж, несущее в себе огромное сомнение.

      Любомир Надеевич кашлянул от капли слюны, упавшей в дыхательное горло. И будто пробудился.

      А произведение грёзоискусства немедленно перекочевало из сновидения внутрь воображения. Невзирая на принадлежность этого творения выдающемуся умельцу, Любомир Надеевич счёл его неуместным там и тут. Но чем выключить? «Отведаем, – подумал утренний мыслитель, – попытаемся употребить самостоятельные действия без помощи сынка племяшки». И пальцы пытливо потыкались подряд наобум во всевозможные точки ладони, так и достигнув цели. И пусть себе. Само закончится.

      Ладонеглядка для госиждивенца – орудие бесплатное. Оттого его обладателю заказано использовать пальцы второй руки, правой. За подобное право надо платить. Хм, любое право бесплатным не бывает. Значит, приходится, в данном бесплатном случае, тыкать пальцами в собственную ладонь (если действительно не хочешь платить), что всяко неудобно. Впрочем, и вообще всё бесплатное – неудобно.

      «Отклеить чёртову поделку, что ли? Но нет ни сил, ни сноровки. Она и не приклеена вовсе, а нарисована бесцветным кружевом, впитанным во все поры ладони. Вручена».

      «Вымыть, что ли чудо совершенства человеческой выдумки? Бесполезное занятие. Кто нарисовал, то есть, вручил, тот и вправе смыть, иначе говоря, отнять. Не бесплатно».

      Одним словом, внутри ума сама собой росла шершавая озабоченность, щекотала восприятие действительности и набирала силу.

      Любомир Надеевич поднялся с постели и, в сопровождении беспредметных образов художественного произведения, ничем не отключаемых, но и несильно навязанных, прошёл в купальню.

      «Вымоюсь весь», – подумалось ему.

      Душноватой парилке он предпочёл свежее корыто с родниковой водой промышленного изготовления, насыщенной смесью безопасного омовения. И окунулся с головой, задерживаясь под водой на длину времени, отпущенную возможностью не дышать. Затем бесшумно вынырнул и реденько фыркнул. Начали возникать новые мысли. У него неизменно в купальне возникают новые мысли. Свежие. И, наряду с ними, чужое произведение новейшего вообразительного искусства благополучно завершило превосходно сколоченную слаженность, пикнуло где-то в высотах и исчезло, не оставив никакого впечатления. Одновременно, в мгновенье