Моя Родина – Смерть. Денис Александрович Игумнов

луже крови, текущей из разбитого носа, губ, посечённых надбровных дуг.

      О двойном триумфе Миши прознали. Каким образом стало известно о его подвигах осталось неизвестным. Как и любые новости, информация о драках, унижениях, поцелуях распространялась по школе со скоростью космического урагана. Кто-то всегда что-то видел, и в герметичной среде школьного общежития скрыть такие вещи было практически невозможно. Мишу зауважали и его компашку оставили в покое, избавив от посягательств на их независимость. Правда, после этого случая дружба между Мишей и его дружочками Геной и Славой продлилась недолго. Мише с ними сделалось нестерпимо скучно. Постепенно он от них отошёл и до тринадцати лет оставался одиноким волком в диких лесах учебных классов и улицы, будучи коконом, прибывающем в спячке, ожидающим дня выхода из него мотылька. В течение его пяти лет созревания ничего необычного в жизни не происходило. Миша читал, учился, смотрел кино, мечтал, снова читал, смотрел фильмы, мечтал.

      Откровение наступило, как и в прошлый раз, окроплённое насилием и освещённое легко предсказуемым случаем. Инициация должна была произойти, и она произошла.

      Миша, как всегда, возвращался из школы один. Через трое суток настанет день его рождения. Особых чувств он по этому поводу не испытывал. Миша давно перестал ждать этого события, как ждал его раньше в детстве. Подарки в виде солдатиков, машинок и пистолетиков интересовать его перестали ещё два года назад. Внизу живота поселилось необычное беспокойство, предчувствие чего-то взрослого, неприличного. Разобраться в этом он пока не мог, но на девочек стал смотреть по-другому. Интерес к противоположному полу был, но являлся вторичным, искусственным, газовым полупрозрачным покрытием, скрывающим под собой нечто совсем другое – безумно огромное, непонятное, молчаливое, ворочающееся во сне в ожидании прихода скорого пробуждения.

      Занятый мыслями о происходящей в юном теле гормональной перестройке, Миша завернул на боковую улочку и, не спеша возвращаться домой, пошёл на заброшенную стройку. Это было его место, и там он ощущал себя полноправным хозяином. Частенько там бывая, он оборудовал себе логово в бетонной трубе. Для чего-то тяжеленное кольцо неизвестные строители затащили на второй этаж трёхэтажного остова (пол, потолок, лестничные пролёты без внешних стен) корпуса будущей современной клиники. И там трубу бросили у оконного проема, через который был виден прилегающей к стройке пустырь. Огороженная гнилыми необструганными щепками забора территория стройки являла собой открытую кладовку, захламлённую мусором и забытыми стройматериалами – плитами, катушками с кабелем, подушками стекловаты.

      Дойти до своего убежища Миша не успел. На серых бетонных плитах, лежащих стопкой грубых цементных вафель, рядом с покрытыми рыжей ржавчиной железными внешними балками первого этажа сидела компания подростков четырнадцати-шестнадцати лет – человек пять. Они играли в карты, и пили из бутылок самый дешёвый красный портвейн. Мишу заметили сразу.