Я с тобой развожусь. Амелия Борн

рады приветствовать вас на шоу… – доносится до меня восторженный лепет ведущей.

      Мне удается улыбаться и кивать во всех нужных местах, хотя слушаю ее вполуха. Весь мир, кажется, сосредотачивается сейчас в той точке, где Ян берет меня за руку. Его прикосновение – властное, собственническое – вызывает внутри резкий взрыв полярных эмоций. По телу попеременно бегут мурашки и волны отвращения. Мне хочется одновременно вырвать руку и попросить его не отпускать. Но я понимаю – все эти прикосновения сейчас – наверняка рассчитаны на публику. И это то, о чем мне следует постоянно помнить.

      Официальная часть шоу подходит к концу. Когда мы оказываемся в отведенном нам номере, с губ срывается потайной вздох облегчения. Прислоняясь спиной к двери, пробегаю по мужу быстрым взглядом. Не позволяю себе задержаться – кажется, что в этом случае просто сорвусь. Кажется, что он сразу прочтет меня, как очередной деловой документ, который лишь со стороны выглядит набором непонятных формул и который совершенно ясен для него одного.

      Может, в этом и есть моя проблема? Я была с ним слишком открытой. Слишком доверчивой. Стала покорным приложением к богатому успешному мужу. А что такое я сама? Не потому ли он потерял ко мне всякий интерес, что вся моя жизнь вертелась вокруг него одного?

      Снова чувствую себя той самой простушкой, каковой и являлась до встречи с Яном. Нелепая веснушчатая девчонка, ненавидящая каждый свой изъян. Наивная настолько, что действительно думала, что мы с ним – раз и навсегда.

      Между нами сейчас лишь несколько метров и сотни невысказанных слов. Это расстояние – такое короткое и вместе с тем совершенно недосягаемое, вдруг начинает душить. Порывисто выскакиваю за дверь, пытаясь скрыться от этих ощущений. Сильная рука перехватывает мое запястье раньше, чем мне удается сделать еще один шаг.

      – Куда ты? – спрашивает требовательно и от этого тона пропасть между нами, кажется, становится еще шире.

      – За покупками. Мы ведь, вроде бы, не в тюрьме?

      Ответить удается спокойно. Тем давно заученным скучающим тоном, каким приходится переговариваться на светских раутах.

      – Я тебя отвезу, – говорит уже мягче, но в каждом слове слышится скрытая безапелляционность.

      – Нет, я вызову такси, – отрезаю сразу.

      Кажется, что он собирается открыть рот, чтобы поспорить, но неожиданно просто покорно кивает. И только когда отступаю на шаг, замечаю мелькнувшее в его взгляде подозрение. И остается только гадать, что кроется сейчас в мыслях некогда самого близкого человека на свете.

      – Ты чо, рофлишь? – выдыхает удивленно Элеонора, когда я рассказываю ей об этом затеянном Яном шоу.

      По ее манере речи можно подумать, что рядом со мной сейчас стоит подросток, но нет. Элеонора – моя бабушка по материнской линии. И она из тех, кто категорически не сдается перед возрастом. И в рамках этой борьбы в ход идут абсолютно любые средства, включая молодежный слэнг. Порой мне приходится даже лезть в гугл, чтобы понять, о чем она мне говорит. И в такие моменты я чувствую себя так, будто мы поменялись