Полярник. Александр Михайлович Бруссуев

вырвался вздох облегчения: прапорщик Гапон – это кремень. Хотя слова «прапорщик» и «порядочный» не сочетаются, но здесь можно было сделать исключение.

      – Один, говоришь? А чего не увольняете? Штрафник, что ли? Ах, даже в отпуске был? Ну, ладно, Александр Николаевич, бывай здоров!

      Шамрай хотел, было, положить трубку, но с той стороны прозвучал, видимо, какой-то вопрос.

      – Да нет, все в порядке. Стоит тут сейчас ваш дембель, коленки дрожат, домой ему надо в институт, практика там у него начинается. Врет, наверно, подлец. Увольняйте, увольняйте, если заслужил. Чего ему тут дисциплину разлагать? Все!

      Я в душе немного порадовался, но прекрасно понимал, что успокоиться можно лишь с печатью в военном билете.

      – Чего замер, воин? Иди, завтра будешь увольняться из рядов Советской Армии. А, может, на сверхсрочную пойдешь?

      – Никак нет. Спасибо. Разрешите идти?

      Шамрай открыл дверь и вышел вместе со мной. Я нечаянно для себя произнес:

      – Спасибо Вам огромное, товарищ полковник!

      И вжал голову в плечи, словно опасаясь удара. Начштаба снова нацепил на лицо выражение угрюмой решимости и только рукой мне махнул: «вали отсюда, пока я не передумал».

      На выходе из штаба меня уже поджидал контролер. На мой краткий рассказ он только руками развел: «ну, ты даешь!» Не поверил, гад, ни одному слову.

      * * *

      Тем не менее, после мучительной полубессонной ночи наш командир, прапорщик Мосиенко, тот самый Муса, на большом разводе в понедельник вывел меня из строя, отвел в сторонку и, перекатывая во рту леденец, прошептал в ухо:

      – Товарищу солдат! Это кто ж вас научил увольняться через голову начальства?

      Услышав этот шепот, с другого конца плаца к нам заспешил главный ваишник дивизии, прапорщик Васька – Бык. Солдаты же разбежались, не дожидаясь команды «вольно».

      – Обстоятельства, товарищ прапорщик!

      – Какие у тебя обстоятельства? Вот у него обстоятельства, – он кивнул на подошедшего Быка, – жена и прочие женщины! У меня тоже – путевка в Болгарию. А у тебя только определения!

      – Точно! Нахер, блин, – закивал головой Васька.

      – Не серди меня, товарищу солдат! Дай подумать над твоим дембелем! За день такое не решить!

      – Точно! Нахер блин!

      – Начальник штаба распорядился командиру автослужбы уволить меня по истечению срока службы! – проговорил я.

      – Ого, смотри, товарищ прапорщик Передерий, у кого голосок прорезался! – пихнул он своей кувалдой в бок Васьки-Быка. Тот скривился, но согласился:

      – Точно! Нахер блин!

      – Да я лично в четверг поеду в штаб нашей воинской части, все бумаги тебе выправлю. Получишь ты печать перед строем и с письменной благодарностью отправишься на все четыре стороны, чтобы стать там на воинский учет! – Муса распалял свое воображение. Васька – Бык поддакивал ему, преданно заглядывая в глаза и непринужденно ковыряясь в своей заднице.

      Кстати, действительно, чтобы мне получить индульгенцию от командования, надо было ехать в город Лебедин, где располагался штаб