Не от мира сего. Александр Михайлович Бруссуев

будто и не бывало. Зато в стену часовни что-то гулко ударило, будто гигантским кулаком.

      Сразу же открылась дверь и высунувшийся из двери поп строго спросил:

      – Кто там?

      Ответом ему послужил резкий свист, пронзительный и громкий. Илейко и Стефан закрыли ладонями уши, но это не помогало. Казалось, резкий звук раздавался у них внутри голов. Им не было страшно, им сделалось очень страшно. Так бывает перед сходом лавины в горах, или при землетрясении. Предшествуя катаклизму, захлестывает разумы людей всеобъемлющая паника, отключая сознание, подавляя инстинкты.

      Волосы на голове у Стефана шевелились сами по себе, он начисто забыл, зачем же пришел сюда, что пытал? Только рыцарство, несовместимое само по себе с понятием бегства, заставляло его оставаться на месте. Он вцепился руками в скамейку, глядя прямо перед собой, отмечая, что сзади него что-то перемещается, кто-то перебегает с места на место, и надо бы обернуться, посмотреть, но страшно увидеть то, что не должен видеть человек при жизни. Или он умер, и теперь смерть раскрывает перед ними картины, одна краше другой?

      Илейко, сидящего рядом, понятное дело, на месте удержало не рыцарство. Он попросту зажмурился, понимая, что рядом с ним стоит нечто когтистое, клыкастое, жаждущее крови и тянет к нему свои передние и задние лапы. На чем же оно тогда стоит – на хвосте, что ли? Оно хватает Илейку за плечо и говорит:

      – Парни, что это было?

      Свист постепенно заглох, словно источник его умчался прочь, не переставая, однако, делать свое дело.

      Илейко сглотнул пересохшим горлом, но ничего произнести не сумел. Ему на помощь пришел Стефан, дрожащей рукой приглаживая свою странную прическу.

      – Да вот, сидим тут, никого не трогаем, а оно как даст по часовне!

      – Ох, грехи мои тяжкие! – вздохнул поп Михаил, присел между людьми и поджал под себя босые ноги.

      – Какие у тебя грехи? – спросил хунгар, причесавшись, наконец. – Ты же поп.

      – Ах, да, – наморщился Михаил. – Я и позабыл. Всегда забываю чего-то. Когда торговлей занимаюсь, когда девок охмуряю.

      – Это что же – исповедь? – довольно саркастически поинтересовался Стефан. – Вы же за нее деньги требуете.

      – Да ладно тебе щериться, – вздохнул поп и внезапно заерзал на месте, закрутил во все стороны головой. – А где Марыся?

      – Какая еще Мырыся? – выделяя имя, спросил Илейко, справившись, наконец, с сухостью во рту. – Кошка, что ли?

      – Сам ты кошка, – ответил Михаил. – Девка. Она в Иммалах живет, я ей подарки делаю. Хорошая такая, я бы при ней остался.

      – Как это: поп – и при девке? – не понял Стефан.

      – Чего это ты заладил, поп-поп? – обиделся священнослужитель. – Думаете, нам, попам, легко? Вокруг столько соблазнов, такие горизонты открываются – а ты стой, махай кадилом. Эх, дернул меня черт, послушаться батюшку! Стал бы купцом, зажил бы безбоязненно.

      – С Марысей?

      – А что? Она бы не стала прятаться. Я – хозяйственный. Жили бы в достатке.

      Они помолчали. Стефан снова начал невольно приглаживать