Форточница. Натали Лавру

снова строго посмотрел на меня мужик. – Такими вещами не шутят!

      – Меня дядя забрал, когда мама умерла. Спилась она. Два года уже как, – рассказала я.

      – Не врёшь? К дяде тогда веди. Пусть знает, чем ты тут занимаешься вместо школы, – он протянул руку в сторону выхода.

      – Не-не-не-не! Только не к дяде! – я представила, как этот с иголочки одетый дядечка наносит визит в гнёздышко, и поняла: тогда мне точно грозит детдом. Слёзы навернулись на глаза, и я завыла. – Не на-а-адо…

      – Понятно, – вздохнул хозяин квартиры. – Значит, всё непросто у тебя.

      – Угу, – закивала я, попутно всхлипывая.

      – Сейчас поставлю чайник, и за чаем ты мне всё расскажешь, – сказал он. – Идёт?

      Стыдно мне так стало: я чуть не обокрала его, а он мне предлагает попить чая.

      – Прости-и-ите меня за конфеты… – жалобно протянула я и снова в слёзы.

      – Да ладно, – махнул он рукой. – Я всё равно их не ем. Детям раздаю. Будем считать, что ты у меня в гостях.

      Меня словно унесло на райские небеса. Я взаправду в гостях! Да и хозяин квартиры такой… Такой… Вроде не с обложки журнала, а смотришь на него – и готова молить его, чтобы приютил.

      – Меня так давно не звали в гости… – пискнула я.

      – Звать-то тебя как, гостья?

      – Наташа. А вас?

      – Константин. И давай на «ты». Мне и на работе «выканья» хватает.

      Вскипел чайник. Мы сели пить чай. Я потихоньку таскала «Няшечек» со стола, а Костя прикусывал расколотыми в руке маковыми сушками.

      «Няшечки» напомнили мне счастливые деньки из детства, когда я ложками доставала из пакета сухое молоко и рассасывала его. Тот же молочный вкус, только послаще и с мягкой карамелью. Конфетки укладывались в моём желудке приятным грузом, и я разомлела.

      – А зачем ты конфеты эти покупаешь, если не ешь их? – поинтересовалась я.

      – Их любила моя жена.

      – А сейчас, что, уже не любит?

      – Она умерла пять лет назад. А я всё по привычке покупаю их. Сам не знаю, зачем…

      – Ой, прости… – у меня встрял ком в горле, а во рту приторной сливочной сладостью застряла конфета. Одновременно хочется плакать и нужно жевать, чтобы не подавиться. Во же ж!

      – Ничего.

      – Моя мама несколько лет плакала, когда папа умер. А потом стала пить… – грустно поделилась я. – Ты молодец, что не спился.

      – А тебе повезло, что дядя не отказался от тебя.

      – Да какой он мне дядя, – махнула рукой я. – Так, хахаль мамин. А как померла она, он пригрозил, что меня отправят в детдом. Ну, я и увязалась с ним…

      Константин замер и очень серьёзно на меня посмотрел. И тут я поняла, что сболтнула лишнего.

      – Ой… – перед глазами у меня пронеслась дорога в самое страшное место на свете.

      Мой собеседник устало вздохнул и прикрыл рукой лоб.

      – А давай так: ты меня не видел, и ничего не было. А? – предложила я. – Мне нельзя в детдом…

      – Бродяжка, значит? – догадался он.

      – Господи, ну зачем только меня занесло к тебе? – снова разревелась я. – Теперь мне конец…

      – Странные