Ночная тьма. Агата Кристи

и не знаете, зато я знаю. – И добавил: – Жаль, что у вас нет денег.

      – И никогда не будет, – сказал я.

      – Это еще неизвестно, – откликнулся Сэнтоникс. – Рожденный в бедности отнюдь не всегда остается бедняком навсегда. Деньги – странная штука. Они идут к тому, кто их сильнее хочет.

      – Чтобы разбогатеть, мне не хватает ума, – вздохнул я.

      – Честолюбия вам не хватает – вот в чем беда. Вообще-то оно у вас есть, но пока еще не проснулось.

      – Что ж, – отозвался я, – в таком случае, как только я его разбужу и накоплю денег, я приеду к вам и попрошу построить мне дом.

      – К сожалению, я не могу ждать… – вздохнул он. – Не могу позволить себе пребывать в ожидании. Мне отпущен короткий срок. Еще один-два дома, не больше. Никому не хочется умирать молодым, но порой приходится… Ладно, все это пустые разговоры.

      – Значит, мне нужно побыстрее разбудить свое честолюбие.

      – Не стоит, – сказал Сэнтоникс. – Вы человек здоровый, живется вам весело. Зачем же что-то менять?

      – Да если бы даже и захотел, ничего бы не вышло, – с грустью отозвался я.

      В ту пору я именно так и считал. Но мне нравилось, как я живу, а жил я, повторяю, весело, и здоровье у меня было отменное. Я часто возил людей, у которых водились деньги, заработанные тяжким трудом, а вместе с ними заработаны язва желудка, грудная жаба[5] и многое другое. Я же сам отнюдь не собирался перенапрягаться. Конечно, старался работать не хуже других, но не более того. И честолюбия у меня не было, или, во всяком случае, так мне казалось. Зато у Сэнтоникса честолюбия, по-моему, было в избытке. Оно и заставляло его проектировать и строить дома, делать эскизы и многое другое, для меня непостижимое… а заодно и забирало у него все физические силы. Он вообще был не слишком вынослив от природы. Порой мне приходила в голову несуразная мысль, что он просто загоняет себя в могилу этой своей бесконечной работой, в которой выкладывается на всю катушку. Я же работать не хотел – вот и все. Я работу презирал, совершенно ею не дорожил. Считал, что ничего хуже работы человечество не изобрело.

      О Сэнтониксе я думал довольно часто. Он занимал мои мысли, пожалуй, больше остальных моих знакомых. Странная вещь – человеческая память. Уж очень она избирательна. Человек помнит то, что хочет помнить. Сэнтоникс и дом, построенный им на Ривьере, та картина в лавке на Бонд-стрит, руины старого особняка под названием «Тауэрс» и рассказ о Цыганском подворье – все это я отлично запомнил! Еще я хорошо помнил девушек, с которыми встречался, и поездку за границу, куда возил клиентов. Клиенты же были все одинаковы – скучные. Они всегда останавливались в одних и тех же отелях и заказывали одни и те же безвкусные диетические блюда.

      Меня по-прежнему не покидало странное ощущение, словно ожидание чего-то особенного, какого-то предложения или события. Не знаю, как получше описать это ощущение. Наверное, на самом деле я искал свою единственную – я имею в виду не просто добропорядочную девушку, на которой можно было бы жениться и которая пришлась бы по

5

Грудная жаба – обиходное название болезни сердца, сопровождающейся приступами сжимающих болей в области сердца, удушьем, нередко страхом.