Перевернутая страница. Сергей Максимович Ермаков

на меня и грациозно прошелся по столу с задранным трубой хвостом. Его беспечность и апломб провоцировали: «Прогуляться не хочешь? Какой смысл задом стул давить?» Он победно глянул на меня, соскочил со стола и призывно мяукнул у двери.

      Соблазн победил. Возможно, кот был совсем ни при чем. Скорее всего, он звал меня к своей миске, чтобы я подсыпал туда корма. Но кот в моем сознании остался единственной причиной, заставившей меня сорваться с места и двинуться навстречу неизвестности.

      Вот так я и оказался на уличном книжном развале. Нет, специально я туда совершенно не собирался. Как-то ноги сами принесли. Мысли в голове текли вязкими сумбурными потоками, не давая сосредоточиться на том, куда я иду и зачем. Книжный развал возник передо мной, как отголосок прошлого, как осколок зеркала, в котором отражалось то, что мы окончательно и безвозвратно потеряли. Нет, еще не совсем окончательно. Прошлое упорно сопротивлялось. Первыми в этой веренице были столы с недавно изданными книгами. Бульварные бестселлеры и яркие детские книжки. Продавали их совсем еще нестарые люди. На этих потерявшихся в водовороте событий людях лежала тяжелая печать нового времени. Это были не те продавцы книжных магазинов, с которыми доводилось сталкиваться раньше. Продавцы старых книжных магазинов всегда вызывали у меня уважение. Эти были не такие. В выражениях их лиц стояла неприкаянность. Первая же пара продавцов, с которыми я столкнулся, вызывала впечатление людей, взявшихся за продажу книг на улице не по призванию, а по жестокой жизненной необходимости. Они ухватились за эту работу, как хватаются за последнюю спасительную соломинку. По их лицам было видно, что они прошли довольно тернистый путь, чтобы остаться на плаву. Взгляды их излучали привычное недоверие: «Опять ничего не купят».

      Очевидно было, что задавать им любые вопросы о книгах, которыми они торгуют, бесполезно и бессмысленно. Книги для них были просто товаром.

      Но я все же не удержался, взял одну книжку и раскрыл наугад. Запах свежей типографской краски обдал ностальгией, как обдает ресторанный запах после рабочей столовки. В глазах продавца мелькнула надежда на покупку и медленно гасла, пока я возвращал книгу на место. Следом за этим привилегированным сословием книжного развала, имеющим выход на книжные склады, располагались хлипкие алюминиевые столики и тележки продавцов, давно шагнувших в пенсионный возраст. Тут и ассортимент книг наличествовал совершенно иной. У них в основном присутствовали раритеты прошедшего столетия, к которым эти продавцы были когда-то причастны. Кроме старых книг, на их прилавках лежали всевозможные значки, перочинные ножички, зажигалки, пленочные фотоаппараты, другие бытовые безделушки и предметы. Все они честно отслужили свой срок – и продавцы, и их незатейливый товар. Изначально у нового режима отпала потребность в людях. Их списали со счетов и поместили на пенсионный склад с минимальной расценкой за хранение. Веревочка ностальгии потянулась в прошлое. И на свет выплыла вся подноготная былых времен. Были здесь различные книги, украшавшие этажерки, книжные полки и шкафы советских лет, –