Подкидыш для Цербера. Елена Соловьева

кивнула, прекрасно понимая, что Николаич меня не видит. Но, вопреки моему желанию, слезы брызнули фонтаном. А мне очень не хотелось, чтобы начальник знал, какую размазню он отправил на задание. Еще ничего и не случилось, а я готова бежать с виллы куда глаза глядят.

      – Ты здесь? – поинтересовался Николаич и, судя по звуку, треснул свой передатчик. – Сигнал пропадает…

      – Тут… – очнулась я и шмыгнула носом – как можно незаметнее. – Вас хорошо слышно.

      – Тогда отключаюсь, – сообщил Николаич. – Жду от тебя следующего сообщения – дельного, желательно. Будут проблемы – ты знаешь, как вызвать подмогу.

      – Да… – обреченно согласилась я, но шеф меня уже не слышал. – До связи…

      «Вот же дуреха, зачем так рисковать, если сказать нечего? – Мне ничего другого не оставалось, как упрекнуть себя в непрофессионализме. – Хорошо, Николаич терпеливый. Не послал куда подальше».

      Я выглянула из туалетной комнаты и облегченно выдохнула: столик стоял на прежнем месте. Что ж, в другой раз буду думать, прежде чем делать. Итальяшка не похож на человека, которого можно запросто облапошить. Скорее, это он сам даст фору любому оперативнику. Не удивлюсь, если в спальне стоит прослушка или вообще видеокамера.

      Испугавших собственных мыслей, я принялась обшаривать помещение – на сей раз не взглядом, а руками. Пусть Николаичу и доложили, что итальяшка не признает никакой современной техники, проверить лишний раз не помешает.

      Сдалась я спустя десяток минут. Какой смысл себя обманывать? Если Бруни установил камеру, то так, что даже опытный сыщик не найдет. Не то, что дилетант типа меня.

      Психанув с досады, я поставила столик на место и улеглась на постель поверх одеяла. Раздеваться все же не стала: в договоре не было пункта, что меня можно снимать голой. Впрочем, если итальяшке захочется, он сможет сделать со мной все, что ему заблагорассудится. И пикнуть не успею.

      Я сложила руки на груди и притворилась мертвой. Заранее.

      Но усталость и нервное истощение сделали свое дело. Спустя минуту я перекатилась на бок, подтянула колени к груди и зевнула. Струившийся из раскрытого окна свет приятно щекотал пятки, а легкий ветерок надувал занавески, как причудливые розовые паруса. Из сада доносился аромат хвои и голос какой-то залетной певчей птички.

      – Кукушка-кукушка, сколько лет мне жить осталось? – спросила я. – Или дней? Может быть, минут…

      Птичка не была кукушкой и на мой призыв не ответила, а лишь продолжала петь, убаюкивая и умиротворяя. И вскоре я действительно погрузилась в приятную дрему.

      Проснулась от стойкого ощущения, что на меня смотрят. Нет, даже не смотрят, а ощупывают взглядами. Словно потоки прохладного ветра обдували мое тело, едва заметно касались кончиков пальцев, ползли выше, трогали плечи. Слегка пробежавшись по шее, нежно очертили линию подбородка, скулы. Наложили скромные поцелуи на закрытые веки. Снова перешли к груди и ногам, лаская колени томным дыханием.

      – Белла… – услышала я необычайно чувственный голос Сандро. Но он раздался