Хайаса. Свет Ликующий. Давид Корюнович Галфаян

мне рассказал про белого петуха, предвестника рагнарёка, – не поддавался Мусса Кару.

      – Кого-кого? – переспросил Потапов.

      – Это они про Вальку Кукконена69, – объяснил я.

      – За что они его так… – неодобрительно сказал Ромка.

      – Да хрен его знает, – не нашел подходящего ответа Потапов.

      – Это наш друг, ты что-то напутал, – ответил я Муссе Кару.

      – С незапамятных времен в священную рощу путь был заказан, чтоб не потревожить древнее божество, живущее там, и оно оказалось вашим другом? И ты продолжаешь утверждать, что вы «просто люди»?

      – Да, что ни говори, а кочерыжка у него варит, – прошептал мне Потап.

      – Мусса Кару, мы не враги вам, поверь мне, – я все-таки понимал, что никакие доводы не изменят его мнения.

      – Ара, я видел, как вы заступились за нас, как прогнали северян. Мы все слышали, как вы объявили, что мы отныне под вашей защитой, но… у всего на свете есть своя цена. Какова она?

      – Нам, Мусса Кару, всего лишь нужна информация об остальных наших друзьях, – ответил я.

      – Но мы ничего не знаем о них, это не наши боги.

      Снова и снова объяснять, что мы не боги, порядком надоело.

      – Тогда вы нам ничего не должны, тем более что одного вы нам вернули. Пусть это и будет той платой, о которой ты говоришь, а пока прошу – заходите к нам и будьте нашими гостями.

      В этот момент прибежала вся заплаканная дочь вождя и бросилась ему на шею. Погладив ее по белым волосам, Мусса Кару стал успокаивать ее.

      – Ну что ты, дочка, кто тебя обидел? – обнял ее отец, немного встревожившийся из-за ее слез.

      – Никто, – не переставала рыдать папина дочка.

      – Так что ж ты тогда плачешь, – вытирая ей слезы, спросил Мусса Кару.

      – Я некрасивая!!!

      – С чего ты взяла? – засмеялся он, начиная догадываться об истинной причине.

      – Ни с чего, просто некрасивая и все.

      – Ладно, успокойся, пойдем с нами, – сказал Мусса Кару и, обняв дочь за плечи, пошел за нами.

      – Прости нас, мы не были готовы к пиру, поэтому начнем пока с простой еды воина. У нас она называется харисá. Мы ее всю ночь варили, а наши люди сейчас подготовят пиршественный стол.

      – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена70.

      Словно из ниоткуда, вдруг вынырнул какой-то мужичок в рваной грязной одежде до пят, со свалявшимися волосами и бородой, с безумными горящими глазами. В руках, подняв высоко над головой, он держал какую-то плоскую блестящую коробочку и тряс ею, как замполит партбилетом. Продолжая громко выкрикивать что-то, он пробился между присутствующими к нам, заглянул мне в глаза безумным взглядом, хихикнул и, сунув мне под нос коробочку, спросил шепотом.

      – Мужик, айфон двенадцатый не нужен? За полцены отдам…

      Я удивленно посмотрел на него, потом на Муссу Кару. Тот улыбнулся и виновато пожал плечами. Вдруг появился

69

Белый – valkõa, петух – kukkõ (вод.).

70

Псалом Давида (22; 4-5).