Что там, за дверью? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 24. Павел Амнуэль

кому-то… а старший инспектор все-таки умный человек и, по-моему, способен…

      – Я могу вам чем-нибудь помочь, леди Элизабет? – спросил Бронсон, и это, наверно, были единственно правильные слова, интуиция не подвела его, какое-то время – Бронсону показалось, что прошел час, на самом деле пауза длилась не более минуты – стояла тишина, прерываемая только шумным дыханием сэра Эндрю, а потом будто сами собой зажглись три старинных бра в углах комнаты, и лишь тогда Бронсон увидел выключатель, располагавшийся чуть ниже подоконника.

      При электрическом освещении свет луны, лившийся из окон, поблек и будто истлел, а картины на стенах, напротив, заиграли красками и ожили – это были мастерски выписанные пейзажи, возможно, копии с полотен Констебля. Бронсон не настолько хорошо разбирался в живописи, чтобы дать картинам верную цену, да и смотрел он не по сторонам, видел направленный на него взгляд женщины с картины на мольберте и не мог толком разглядеть ничего больше.

      – Вы не можете мне помочь, старший инспектор, – нарисованные губы леди Элизабет шевелились, но почему-то старший инспектор не испытывал удивления. Он подошел ближе и протянул руку, чтобы коснуться холста, но два возгласа остановили его.

      – Не нужно! – воскликнул сэр Эндрю.

      – Прошу вас, не надо! – воскликнула леди Элизабет.

      – Извините, – пробормотал Бронсон, отдергивая руку.

      Он сделал шаг назад, но не мог оторвать взгляда от лица женщины. Бронсон видел, понимал, ощущал – леди Элизабет Притчард не была изображением на холсте, он видел движение ее взгляда и ладоней, лежавших на коленях, понимал, что красками нарисован лишь фон: уходившая в бесконечность анфилада комнат, повторявших одна другую, что-то похожее на множество зеркальных отражений, в этом был заключен некий символ, и старшему инспектору казалось, что он даже понимает – какой именно. И еще он ощущал – хотя как это могло быть на расстоянии нескольких футов? – теплоту ее кожи, исходивший от женщины аромат французских духов, и еще что-то, чего не мог ни объяснить, ни описать, и это обстоятельство больше всего выводило его из душевного равновесия, он искал подходящие слова, не находил и произнес фразу, которая наверняка не соответствовала ситуации, но подходила к ней, по мнению Бронсона, идеально:

      – Портрет Дориана Грея, – сказал он. – Сэр Эндрю, в юности я был уверен, что Оскар Уайльд написал реалистическое произведение. Потом, конечно, понял внутренний смысл, но, видимо, первые ощущения всегда правильные.

      – Нет, – отрезал сэр Эндрю, подойдя к холсту и коснувшись кончиками пальцев ладони леди Элизабет. Ладонь отдернулась, спряталась за складками ткани, леди Элизабет посмотрела на мужа укоризненно, и сэр Эндрю, тяжело вздохнув, спрятал руки в карманы своего широкого пиджака.

      – Нет, – повторил он. – Старший инспектор, если вы помните Уайльда… Портрет был нарисован красками. А Лиззи… Теперь вы верите, что я не убивал ее и не закапывал тело