Кетополис. Мое имя никто. Шимун Врочек

голову, смотрит на меня с интересом. А она ничего. Я говорю: «К вашим услугам» – чудовищно низким голосом, глядя ей в глаза, и выхожу. За моей спиной вибрации кругами расходятся по комнате и затихают в обтянутой розовым груди.

      …Все-таки из меня мог бы получиться приличный баритон.

      Стою в коридоре.

      С минуту пытаюсь сообразить, что меня все-таки беспокоит. Что-то здесь определенно не так.

      Потом понимаю.

      Конечно! В чертовом доме слишком много комнат.

      2. Любовь

      Давайте поговорим о любви.

      Мою няню зовут Жозефина. Типичная галлийка – темные глаза, тоненькая, шатенка. Отцу она нравилась. Были они любовниками? – не думаю, для этого отец был слишком хорошо воспитан. Но нравилась ему несомненно. Я помню его неловкие-почти-ухаживания, мимолетные взгляды. Впрочем, тут я отца не виню. Пустая оболочка Гельды Дантон к тому времени уже никому ничего заменить не могла – ни мне мать, ни отцу жены.

      Впрочем, я забегаю вперед.

      Жозефина.

      Она стала моей первой любовью.

      Да, я догадываюсь, что вы хотели спросить.

      Нет, тут другое.

      Воспитанные девочки – рыжие кудряшки, платья с оборочками – не в счет. Даже если мужчине всего одиннадцать лет, у него должны быть легкие увлечения…

      – Знаешь, папа, я влюбился. Не знаю, как это произошло. Просто случилось. Не знаю, как произошло. Просто так получилось. Я влюбился.

      Сказал мальчишка, мой ровесник. Для меня это было новостью – такая откровенность.

      И такие чувства.

      В нашей семье это было не принято. В нашей семье обожали оперу, могли признаться в любви к Вагнеру или Фолетти, рассуждали о психологической составляющей роли Аделиды (она его любит! нет, не любит) – и все. Слово «любовь» я слышал в основном где-то рядом со словом «либретто».

      – И все же она… – говорила мама.

      – Да что ты!

      В беседе родителей я принимал посильное участие – насуплено молчал или корчил рожи.

      Теперь у меня появилось другое занятие. Иногда Жозефина садилась за рояль, играла она неплохо (хотя и не хорошо). Я занимал место, чтобы видеть ее затылок или тонкий галлийский профиль, склонившийся над тетрадью. Завиток. Нежные пальцы. Я смотрел и иногда забывал, что должен вести себя как юный каннибал – иначе на меня обращают внимание.

      В изгибе ее шеи мне чудился бог.

      Однажды я подарил ей два романа за авторством Томаса Ясинского, из купленных мной (на деньги, взятые у отца) и уже прочитанных. Капитан Морской Гром, легендарный герой графических романов, в этих книгах искал сокровища Толкоттовой бездны и спасал дикарскую принцессу от древнего морского чудовища.

      Хорошие книги.

      Та, что про принцессу, нравилась мне больше.

      В едва намеченном грифелем женском контуре мне чудились какие-то особые переживания.

      Отец посмотрел на меня сквозь стекла очков:

      – Вам не кажется, молодой человек, что вы слишком торопитесь? – он выдержал паузу. – Ваша мать, кажется,