Одержимый любовью. Лора Лэндон

едва не упала в обморок. Я помню, как она спросила у него, остался ли кто-то в Лондоне, кого он не включил в этот список. Хардли на минутку задумался, а потом ответил, что таких нет, но ему надо проверить на всякий случай.

      Селия засмеялась. Ее звонкий заразительный смех необъяснимым образом взволновал Джонаса.

      – Вы оба были неразлучны, – продолжала Селия, – и мне очень хочется, чтобы так было и впредь.

      – Возможно когда-нибудь так и произойдет, – ответил Джонас, хотя знал, что это маловероятно. – Вы готовы ехать? Не стоит сидеть дома, когда на улице такая хорошая погода.

      Селия взяла его под руку, и они вышли к открытому экипажу Джонаса. Он помог ей подняться и сесть, а затем мягко щелкнул поводьями.

      – Хардли проявлял интерес к кому-нибудь после смерти Мелисент? – поинтересовался Джонас, как только они проехали через широкие ворота, ведущие в Гайд-парк.

      – Он все еще боготворит память о ней, – покачала головой Селия, – как будто она была воплощением добродетели.

      – А вы не разделяете его мнение? – удивился Джонас.

      – Простите, – с выражением искреннего смущения на лице обронила Селия. – Я не предполагала, что мой комментарий произведет такое впечатление. О мертвых нельзя говорить плохо.

      – Но вы не считали ее идеальной?

      Леди Сесилия замолчала, кивнув в знак приветствия двум молодым дамам, которые ехали им навстречу.

      – Идеальных людей не бывает. Просто смерть стирает недостатки и оставляет после себя бессмертие.

      – Вам кто-нибудь говорил, какая вы мудрая, леди Сесилия? – удивленно подняв брови, посмотрел на нее Джонас.

      – О да, – едва заметно пожав плечами, повертела зонтиком Селия. – Хардли твердит мне об этом постоянно. Только он не называет это мудростью. Он говорит, что это прямолинейность и невоспитанность.

      – Он не ценит вашу откровенность? – улыбнулся Джонас.

      – Господи, ну конечно, нет. Он же обидчивый. До того, как Хардли стал герцогом, он был гораздо более восприимчивым и уравновешенным. Если помните, у него даже чувство юмора присутствовало.

      – Ну, это потому что тогда у него не было такой ответственности, – рассмеялся Хейвуд.

      – А вы по-прежнему остаетесь его защитником, да?

      – По-прежнему?

      Селия опустила зонтик и подставила лицо лучам солнца.

      – Вы всегда видели в Хардли только лучшее и не замечали его недостатков. Вы даже позволили ему обвинять себя в смерти Мелисент.

      – А разве вы не считаете, – у Джонаса перехватило дыхание, – что я в некоторой степени был за это в ответе?

      – Нет, я так не считаю. Ответственности за это не несет никто, кроме самой Мелисент.

      Джонас откинулся на спинку сиденья и впервые за долгое время позволил себе вздохнуть свободно. Селия действовала на него, как успокоительный бальзам, удалявший из израненной души острые осколки вины и сожаления, долгое время изводившие его.

      – В какую удивительную женщину вы превратились.

      Джонас посмотрел на