Серебряный единорог. Сергей Кириченко

Нанта… Тысячи зрителей, стоящих за щитами ограждений, болели за своих любимцев. Алексей упоенно выдохнул: вот он мир велоспорта, с детства манящий, недостижимый мир профессиональных велогонщиков, о котором он знал из скупых сообщений советских газет и полуфантастических рассказов тренеров, где-то что-то слышавших о великих гонках. Проспект пестрел рекламой французских вин, моторного масла British Petroleum, бытовой техники разных фирм, сладостей, сыра… У Тонкошеина зарябило в глазах от переизбытка дефицитных товаров, о большинстве которых он и не ведал. Алексей впал в экстаз потенциального потребителя ничуть не хуже наркомана, словившего кайф от дозы героина. На странице другого проспекта Тонкошеин увидел Анатолийского крупным планом. Меркурий Сократович стоял на фоне полуразвалившейся башни – дижона. Сексапильная загорелая журналистка брала у него интервью. Луч солнца отражался от серебристого микрофона.

      – Супер! – завороженно прошептал Алексей, предвкушая, что он может показать своим воспитанникам.

      Меркурий в это время рассматривал трещины на потолке.

      – Ты знаешь кого-нибудь из местных комсомольских вождей? – спросил он.

      Тонкошеин вернулся из блестящего мира в обыденность:

      – Карасевича знаю.

      – Кто он?

      – Председатель «Спутника». Путевки за границу распределяет.

      Анатолийский в волнении соскочил с кровати:

      – Это судьба, амиго, по-буддийски – карма. Этот человек потребуется мне завтра.

      – Так к нему сейчас можно зайти. Он сосед по лестничной клетке. Мужик нормальный, чаем всегда угощает. С клубничным или вишневым вареньем, ему родители каждый год из Белоруссии шлют.

      – Не надо рвать цепь на старте. Голь мудра, берет с утра.

      – А можно у вас узнать? – робко спросил Тонкошеин.

      – Почему я в Забайкалье, а не на сборах в южной Испании? – горько усмехнулся Анатолийский и потянулся за сигаретой. Закурив, он затянулся несколько раз и повел невеселый рассказ: – В сентябре мы гнали Рафик по немецкому автобану. Ехали после многодневки в голландский Утрехт. Втроем: я, механик за рулем и доктор из Москвы. – Меркурий выпустил клуб дыма. – Возле Дуйсбурга лопнуло переднее колесо. Лысое было, как лысина Горбачева. Перевернулись на скорости сто десять километров в час. А на крыше велосипеды. Восемь штук и все «Кольнаго»: от трех с половиной до пяти тысяч баксов каждый. Мы с механиком царапинами отделались, а доктор – без сознания, в кровищи. Скорая помощь забрала, привезла в больницу, а у него медицинской страховки нет… – Анатолийский замолчал, затушив сигарету в пепельнице.

      – А что дальше было? – не выдержал Алексей.

      – Три операции обошлись в сто тридцать тысяч дойчмарок. Наши иностранные спонсоры отказались платить, команда обанкротилась. А какая команда была! Первые гонки по хвостам ездили. Индия, одним словом. Но я верил, что наши парни раскатятся. И они поехали. В середине сезона ребята неплохо выступили в велогонках «Классика Сан Себастьяна», «Париж