Босс под елкой. Мария Вельская

сок. Раздался хмык.

      – Мне страшно представить, кого вы видите на месте несчастного овоща.

      Кажется, мой таинственный итальянец собирается добавить ещё что-то, как я вижу краем глаза Витьку и его пассию. Они направляются на выход, а наш столик довольно близко к проходу. Нет, будь я трезвая, но ни за что бы ничего подобного не устроила. Но мы же помним, что пить мне нельзя совсем, да? Тогда Романова не в себе, тогда просыпается бешеный сумасшедший суслик, который творит жуткую ересь.

      В общем, у меня рождается гениальная идея. Сдержанная и рассудительная Нора Андреевна исчезает. А паникующий суслик не находит ничего лучше, как приподняться, перегнуться через стол и неловко ткнуться губами в губы замершего на полуслове собеседника. От него самую капельку пахло вином и знакомым горьковатым парфюмом. Губы сухие, необветренные, теплые. И ласковые.

      Я не фанат поцелуев. Не знаю, что там нравилось Вите, а мне было мокро, смущающе и, наверное, даже капельку неприятно. Но не могла же я сказать об этом парню, верно? Думала сейчас – перетерплю пару минут, парочка уйдет – и все. Бежать. Вернее, хромать подальше от моего позора.

      Но эти губы… ещё мгновение назад твердые и сжатые, а сейчас – удивительно мягкие… они мгновенно перехватили инициативу. Обхватили мои, заласкали, чуть прикусили нижнюю губу. Нахальный язык проскользнул в приоткрытый рот, поцелуй стал глубже, ярче, более страстным. Возникло ощущение, что меня не целовали, а просто-напросто сожрать хотели. Больше всего на свете я хотела, чтобы это не кончалось. Чтобы странное ощущение, что я важна, нужна, что видят только меня, хотят меня, целуют так бережно, как будто я подарок, а не обычная Нора-заучка… чтобы это не прекращалось.

      Мира вокруг не было. Наверное, я сошла с ума. По телу прошла жаркая волна, томление разлилось ниже, заставляя заерзать… и тут желанные губы исчезли. Кажется, я обиделась.

      – Ну, все. Теперь уж точно достаточно. Пьяных девушек я трогать не собираюсь, даже если они совершенно сумасшедшие. Русские, – процедил голос, – я ещё думал, как бабка деда с ума свела… Что тут думать… Пошли, недоразумение. Давай, говори свой адрес, слышишь? Даже не хочу знать, кому ты так хотела насолить, что полезла целоваться к незнакомому мужику. Не будь я таким порядочным…

      Кажется, меня подхватили на руки. По крайней мере, было мягко, удобно и даже уютно. Голова пристроилась на твердом плече, тело обмякло, и на меня навалилась сонливость.

      Чужие слова прорывались бубнежом, но открыть глаза и что-то ответить совершенно не было сил. А потом мягкая темнота полностью накрыла меня с головой, и все вокруг рассеялось, как дым.

      … И вот теперь я смотрю в черные насмешливые глаза Чезаре и понимаю, что действительно влипла. Пала ты низко, Нора Андреевна, только ты не Лукреция 1 , да и Чезаре не тот. Мне стыдно смотреть мужчине в глаза, и я совершенно не понимаю, почему мы в одной постели.

      И как я вообще оказалась, видимо, у него дома. Хорошо хоть одета – майка и штаны при мне.

      – Простите пожалуйста, Чезаре, за мое безобразное поведение, – а если