Остров пропавших деревьев. Элиф Шафак

мерцали: в них отражалось неспешно садившееся на западе солнце. – Часть твоих корней сломается, но не волнуйся. Оставшихся вполне хватит для поддержания жизнедеятельности.

      Пытаясь сохранять спокойствие, стараясь не паниковать, я послала вниз срочное предупреждение находящимся под землей конечностям, что буквально через несколько секунд многие из них погибнут. Они столь же оперативно откликнулись сотней мгновенных сигналов, сообщавших о том, что в курсе грядущего. Они были готовы.

      Судорожно вздохнув, Костас нагнулся и толкнул меня к яме. Сперва я не двинулась с места. Тогда Костас положил ладони на ствол и удвоил усилия, нажимая осторожно и продуманно, но настойчиво.

      – С тобой все будет прекрасно. Доверься мне, моя дорогая.

      Его мягкий голос обволакивал меня, удерживая на месте; даже одно-единственное нежное слово из уст Костаса обладало мощной гравитацией, неумолимо притягивавшей меня к нему.

      Постепенно все мои страхи и сомнения растаяли, точно клочья тумана. В этот момент я поняла, что Костас откопает меня, как только из-под земли проклюнутся подснежники, а иволга проложит себе путь домой по голубым небесам. Я это знала наверняка, как и то, что снова увижу Костаса Казандзакиса, в прекрасных глазах которого будет по-прежнему сквозить пронзительная печаль, поселившаяся в его душе после смерти жены. Как бы мне хотелось, чтобы он любил меня так же, как любил ее!

      Костаки, прощай до весны, а тогда…

      На его лице вдруг появилось выражение удивления, и на секунду мне показалось, будто он услышал меня. Услышал и все понял. Впрочем, выражение это промелькнуло и сразу исчезло.

      Ухватившись еще крепче, Костас сделал последнее усилие и столкнул меня вниз. Мир накренился, небо завертелось, мутная трясина поглотила и комья земли, и низкие свинцовые облака.

      Морально приготовившись к падению, я чувствовала, как напрягаются и лопаются корни. Один за другим. Из-под земли донеслось странное, глухое хрясь-хрясь-хрясь. Будь я человеком, это было бы звуком ломающихся костей.

      Вечер

      У окна спальни, прижавшись лбом к стеклу, Ада смотрела, как отец в зловещем свете двух фонарей, спиной к ней, в саду убирает граблями опавшие листья с сырой земли. После того как они вдвоем вернулись домой, отец ушел в сад и остался работать на холоде, сказав, что, когда ему позвонили из школы, он оставил фиговое дерево лежать без присмотра. Что бы это ни значило. Еще одно проявление слабости отца, подумала Ада. Он сказал, что ему срочно нужно накрыть дерево, и обещал вернуться через пару минут, но минуты растянулись на час, а отец по-прежнему оставался в саду.

      Ада мысленно вернулась к событиям сегодняшнего дня. Стыд змеей свернулся у нее в животе. Кусая снова и снова. Ей до сих пор не верилось, что она могла такое выкинуть. Орать как оглашенная на глазах у всего класса! Что на нее нашло? И лицо миссис Уолкотт – пепельного цвета, испуганное. Должно быть, это выражение лица заразное, поскольку Ада видела его на лицах всех остальных учителей, узнавших