Исчезновение золотой курицы, или Держите меня семеро!. Любовь Александровна Хилинская

на воду перебиваюсь.

      – А бабка-то твоя где? – осторожно поинтересовался Волк, проследив глазами, как тот прошел к большому сундуку и плюхнулся на него.

      – Дык, померла бабка третьего дня, – и всхлипнул. – А мне без нее теперича и жисть не в радость.

      Настя шумно выдохнула. Да уж, не ожидала она такого.

      – Извини, дед, – Волк подошел к старику и похлопал его по плечу. – Мы тогда пойдем.

      Старик утер лицо рукавом, огляделся растерянно, будто впервые видел свою избу, а потом решительно выпятил бороду.

      – А чего приходили-то? – подозрительно спросил он. – Воровать у меня нечего, все, что было, до вас украдено.

      – Курицу мы ищем волшебную, – хмуро буркнула Настя, чувствуя, как настроение окончательно скатывается до отметки «бешеный гризли».

      Это, получается, царь играет в карты, пьет и гуляет, в то время как деревенские простые жители живут в лачугах и носят лапти? Еще и последнюю курицу изъял, гад такой! Да его не в жабу, а в какого-нибудь гада надо превратить! Сжав кулаки и кипя от возмущения, Настя сверкнула глазами на деда.

      – Кура моя, – тот снова всхлипнул. – Я ж ее вот такусенькую, – он показал пальцами размер спичечного коробка, – за сараем нашел! Положил в шапку, да рядом с чайником пристроил. Думал, подохла, доходяга, к утру, а она выжила! И нестись как начала, я сразу понял, что с яйцами не то что-то, не варятся, не бьются! Бабка-то моя говорит, мол, давай, Сидор, продавать их будем, да хоть избу справим себе под старость-то лет, а я нет, не отдал, хотел скопить на дворец не хуже царского! А теперича мне и дом-то не нужен без бабки моей! Лягу да помирать буду.

      Закрыв лицо руками, старик затрясся телом и зарыдал тоненько, жалобно, надрывно.

      – Ну ты не плачь, дед! – скрипнул Вовка зубами. – Найдем мы курицу твою, вернем тебе, избу справим или дворец, как ты хотел. Хоть поживешь как человек напоследок. Дети-то твои где? Бросили тебя?

      Старик шумно высморкался в большой платок, сложил его аккуратно в карман, а потом глянул на Волка.

      – Один я, сиротинушка горемычная. Не дал нам бог с бабкой детей. Уж как она молила, уж что только не делала – и пиявок к себе прикладывала, и траву пила, и к иконе какой-то ездила, а все одно – деток не случилось. Правда, Колобок у нас был лет десять назад, да и тот не дитем оказался, а пройдохой – умыкнул колечко мое медное, обручальное, да и был таков. Говорили, его даже лиса сожрать не могла, чуть не потравилась, бедолага, еле оклемалась. Ну и слухи потом нехорошие про него доходили. В общем, один-одинешенек я остался, помирать пора.

      И вздохнул душераздирающе.

      – Ты вот что, дед, – Волк тоже вздохнул, – собирайся пока, к себе я тебя заберу. Нечего тут тебе мыкаться.

      Взгляд старика потеплел, глаза посветлели, даже улыбка появилась.

      – Да и неудобно как-то мне, – смутился он. – Я ж, почитай, и имени вашего не знаю.

      – Владимир Серый меня зовут, – представился Волк. – А это Настя. Ты давай пока котомку свою с пожитками собирай, чуть позже зайду за тобой. Бабку не вернуть, конечно, но хоть поживешь