Корсары Тарновского. Дмитрий Павлов

кажется, ещё не поняли, во что вляпались, и продолжали преследовать капер. Второй снаряд разорвался у борта «Громобоя», обдав надстройку потоками воды. Со слов вернувшихся с Чукотки пленных, Тарновский знал, что капитан пиратского корабля нашёл где-то в доках мёртвого Сан-Диего артустановку Мк37 – отличное орудие, стоявшее на американских эсминцах ещё во времена Второй мировой. По сравнению со скорострельными хлопушками на купеческих судах и сторожевиках это была настоящая вундервафля, пятидюймовый монстр, способный расшибать корабли в щепки с недосягаемой для прочих пушек дистанции. Но пираты не смогли воспроизвести систему управления огнём и сложную механику подачи боеприпасов. Точность стрельбы Мк37 при волнении была никакая, а снаряды и заряды к орудию раздельно подносили на железных носилках. На один выстрел Мк37 каждая «рапира» могла отвечать тремя. Надо только подойти к пирату на расстояние действенного огня стомиллиметровых пушек, чтобы уравнять шансы в бою.

      – Три румба вправо, – скомандовал Тарновский. – Самый полный вперёд.

      «Громобой» рискованно накренился в повороте. В глубине машинного отделения завибрировали на предельных оборотах два дизеля, работающие на один вал. Из-под носа капера выросли и потянулись вдоль узкого корпуса пенные буруны. Бахнула носовая «рапира», и перед «Певеком» встал всплеск от разрыва.

      – Андреич сегодня не с той ноги встал, – разочарованно сказал штурман про командира носового орудия. – Мажет!

      – Не болтай! – одёрнул его Тарновский.

      «Рапира» взяла пирата в «вилку»: недолёт, перелёт, попадание! Над надстройкой «Певека» взметнулся клуб дыма, взлетели обломки. Пристрелявшись, носовое орудие стало заколачивать в пирата снаряд за снарядом. Капитан повернул «Громобоя» ещё на полрумба вправо, чтобы ввести в дело кормовое орудие, и порой пират совершенно исчезал за завесой из частых всплесков. «Певек» отвечал. Пятидюймовая болванка пробила бак капера навылет, а затем шлёпнулась в море, не разорвавшись. Следующий снаряд влетел в носовой трюм, и все, кто был в рубке, увидели, как при разрыве палуба приподнялась и встала на место, а крышки люков распахнулись сами собой, выпустив клубы дыма от сгоревшей взрывчатки.

      В рубке золотистые бронестёкла в кулак толщиной покрылись оспинами от осколков. Новый разрыв у борта, и осколки, как бритвой, срезали антенны, оставив капер без связи. Радист, долговязый поджарый парень, вскарабкался на мачту и, орудуя плоскогубцами, налаживал временную антенну. С мостика на него даже смотреть страшно: на качке топ мачты описывал сложные параболы, то опуская человека к кипящим волнам и брызгам, то вознося в безбрежную синеву. А радист зацепился карабином страховочного пояса за скоб-трап и сращивал провода, не замечая всплески и свистящие вокруг осколки.

      – Каков орёл! – восхищался радистом старпом. – Если не сверзится, дадим Артёму премию!

      – Обойдётся, – сухо отвечал Тарновский.

      Носовая «рапира» начала давать пропуски при стрельбе