Трансатлантика. Колум Маккэнн

всю планету.

      Облегчение затопило его, когда толпа зааплодировала. О’Коннелл вышел на сцену и вновь воздел руку Дагласса, повторил: чернокожий О’Коннелл! Дагласс поклонился и глянул вниз: в первых рядах Уэбб грыз ручку лорнета.

      За ужином на Досон-стрит он сидел подле лорд-мэра, но отклонял стул назад, чтобы поговорить с О’Коннеллом.

      Вечером они вместе прогуливались в саду резиденции, торжественно шагали меж по-зимнему стриженных розовых кустов. О’Коннелл слегка сутулился, руки сцепил за спиной. Ему жаль, сказал О’Коннелл, что он не может больше и непосредственнее помочь Даглассу и его народу Ему тяжко слышать, что среди рабовладельцев Юга столько ирландцев. Трусы. Предатели. Позор национального наследия. Он не допустит, чтоб они бросали тень на него. Они отравлены, привезли свой яд с собою, опозорили свой народ. Да не ступит наша нога в их церкви. Они принесли присягу ложного превосходства.

      О’Коннелл схватил Дагласса за плечи и сказал: однажды я убил человека. На дуэли, в Кильдаре. Во имя защиты католической гордости. Выстрелил ему в живот. Остались вдова, ребенок. Это мучит меня по сей день. Я больше никого не убью, но по-прежнему готов умереть за веру: человек свободен, только если живет ради дела свободы.

      Они серьезно беседовали о положении в Америке, о Гаррисоне, Чэпмен, президентстве Поука[15], перспективе выхода южных штатов из Союза.

      О’Коннелл был многогранен, но Дагласс чуял в великом человеке тайное истощение. Точно слишком тяжелы все те вопросы, что он нес по жизни, – незаметно въелись в плоть, застряли в теле, пригибали к земле.

      Он чувствовал ладонь О’Коннелла у себя на локте, в тишине между шагами слышал трудное дыхание. Худой человек бродил вдоль дальней границы сада, постукивая по часам, что свисали на цепочке из жилетного кармана.

      О’Коннелл отослал человека прочь, но Даглассу почудилось, будто он впервые в жизни распознал мелкое поражение славы.

      Говорят, что история выступает на стороне разума, но подобный исход отнюдь не гарантирован. Очевидно, что будущее всемирное счастье, если таковое достижимо, никогда в полной мере не искупит страданий прошлого. Зло рабовладения – постоянная, неискоренимая реальность, однако рабовладение само по себе должно быть запрещено! Истина неотложна. Момент истины настал!

      Карета готова; октябрь, пора отправляться с лекциями на юг. Одежду вычистили. Бумаги обернули клеенкой. Уэбб велел слугам накормить и напоить лошадей. Дагласс наклонился за сундуком – хотел отнести сам. Новые книги, новая одежда, гантели.

      – Что у вас там такое? – спросил Уэбб.

      – Книги.

      – Позвольте мне.

      Дагласс вцепился в сундук.

      – Вроде тяжеловат, старина.

      Дагласс постарался изобразить легкость. Туго натянулись мускулы спины. Уэбб мимолетно ухмыльнулся. Позвал кучера, Джона Крили. Тщедушный, худощавый, с изнуренным лицом нешуточного пьяницы. Втроем закинули сундук на полку позади кареты, привязали бечевой.

      Дагласс

15

Уильям Ллойд Гаррисон (1805–1879) – американский журналист, аболиционист и суфражист, один из основателей Американского общества борьбы против рабства, сторонник немедленной и бескомпромиссной отмены рабства, непротивления и моральной пропаганды; его дружба с Фредериком Даглассом на много лет прекратилась, так как последний в итоге пришел к выводу, что Гаррисон чрезмерно радикален. Мария Уэстон Чэпмен (1806–1885) – американская аболиционистка, центральная участница Американского общества борьбы против рабства, соратница и корреспондентка Ричарда Уэбба. Джеймс Нокс Поук (трад. Полк, 1795–1849) – 11-й президент США (1845–1849), демократ, сторонник территориальной экспансии; при Поуке произошла аннексия Техаса (1845), а впоследствии и Американо-мексиканская война (1846–1847) – события, которые аболиционистам виделись инструментом получения дополнительной рабской силы.