Песнь Самайна. Влада Владимировна Мишина

прав, добрый человек, ты прав, – отвечал Локка, и наутро давал Рогнеде вместо меча два тонких кинжала, и тренировки продолжались.

      «Они же девчачьи!» – жестами возмущалась дочь.

      А Локка улыбался. Рогнеда напоминала ему жену.

      Старица тоже была довольна ученицей. Теперь Рогнеда безошибочно находила в лесу нужные травы, а снадобья, что она намешивала, помогали едва ли не лучше, чем притирки самой старухи.

      Едва северянка познала свои первые лунные дни и стала девицей, старица открыла ей другую сторону своего ремесла.

      Рогнеда давно уже знала, что травы могут не только помогать, но и травить жизнь, только вот сама она ничего такого уметь не хотела.

      – А коли бабу кто силой взял, и она понесла? – безжалостно спросила старица. – Или роды последние все соки выжали, так что следующие верной смертью станут? Что, и тогда ручки да сердце замарать побрезгуешь?

      Рогнеда упрямо кивнула.

      – Дура, – выплюнула старица. – Вон пошла.

      Той ночью Рогнеда не спала.

      Она вспоминала, как в канун Йоля одного охотника зверь погрыз. Мужик умирал, помочь нельзя было, да ещё и долго, мучительно жизнь из него вытекала. Старица тогда ему в рот капнула одну из тех притирок, что она под замком хранит. Мужик выдохнул, улыбнулся и тихо отошёл к праотцам.

      Или весной – дочку пахаря в сарае какой-то ирод зажал. Так она в слезах к старице прибежала, та ей травки какой-то пожевать дала, и всё! Уже к осени девку замуж выдали за красавца-менестреля, а через зиму она родила ему таких же красивых близнецов. Законных сыновей.

      Чем больше Рогнеда вспоминала, тем глупее себе казалась. Где это видано, делить мир только на чёрное и белое? Как теперь явиться к старице, как уговорить взять обратно в ученицы?

      Впервые Рогнеда искренне жалела, что не может говорить, ведь выскажи она травяной бабушке всё, что надумала за эту ночь – та бы сразу её простила.

      Наутро девица быстро натянула платье, подвязала длиннющие белые пряди лентой и, не дожидаясь тренировки с отцом, побежала к старице.

      Долго она колотила в дверь, заглядывала в тёмные слюдистые стёкла, но из дома не доносилось ни звука.

      Перепугавшись, Рогнеда сбегала за отцом, и тот, схватив инструменты, отправился к избе старицы.

      Локка быстро снял дверь с петель, но не успел зайти в избу – мимо него вихрем пронеслась Рогнеда.

      Забежав в дом, северянка остановилась в центре комнаты, и расширившимися от ужаса глазами уставилась на свою наставницу.

      Старица лежала на скамье, по горло укутанная в шкуры. Её восковое лицо утратило вечно ехидное выражение. Уголки морщинистых губ опустились, дряблые щёки обтянули острые скулы.

      Рогнеда, сбрасывая оцепенение, бросилась к запасам трав, что-то жестами на ходу объясняя отцу.

      – Нет, не болеет она, – тихо отвечал Локка. – Оставь. Слышишь? Отставь. Старице нашей теперь навсегда хорошо.

      Рогнеда вновь замерла посреди избы, с корнем радиолы в одной руке и листьями