Галерея людских слабостей. Алеша Архипов

сознание покрывается мраком до самого плачевного конца поступка. В начале пути у них застилает глаза радужными видениями. Для них нет распутья. Они без сомнения идут туда, не зная куда.

      …А петух и вправду красивым оказался, огненно-палевый с белыми, черными, изумрудно-зелеными перьями. Большой, мускулистый, за один присест не съешь. Не понимаю, как его, беднягу, в этот тесный ящик сумели втиснуть. Громадный, багряный гребень набок свалился. «Ко-ко-ко», – бормочет озабоченно и пытается в тесноте суетиться. «Ко-ко-ко», – беспокоится петух и головой вертит вправо-влево.

      – Красавец! – глядит на него полыхающим взглядом жена и тоже вертит головой от возбуждения туда-сюда.

      Петух – не курица, и жена – не петух, а так похожи!

      «Ладно, – думаю, – чем бы душа ни тешилась, лишь бы не ворчала».

      Едем дальше. Она нахваливает петуха, восхищается им, а я только мычу в ответ, поддакиваю. Петух – так петух! Пусть кукарекает!

      Приехали и сразу же (не знали печали!) появилась сверхзадача: куда бы его устроить на постоянное место жительства?

      – Надо какое-то гнездо соорудить, – говорит жена.

      – Зачем? – спрашиваю.

      – Клетка маленькая. Дощечек на нее пожалели. В тюрьме сидеть свободнее.

      Завелась с полуоборота и ударилась в рассуждения:

      – Все деревенские – жестокие люди. На вид эта бабуля – божий одуванчик, а засадила, изверг, бедную птичку в ящик, где той и вздохнуть невозможно. И никакой жалости! Ничего, ничего, петушок мой родной, теперь ты нашел добрых друзей. С сегодняшнего дня ты вызволен из плена бессердечных эксплуататоров. Теперь ты заживешь счастливой жизнью. Сейчас дядя сделает тебе уютное просторное гнездышко в большой светлой комнате, и будешь жить-поживать да добра наживать.

      – Ты хочешь держать его дома?

      – А где? Ты, я знаю, животных не любишь. Тебе, конечно, наплевать на братьев наших меньших. А они, между прочим, живые души. Боженька их такими создал. И не виноваты они, что разумом отстали от человека.

      Я не вытерпел:

      – Не от всех!

      И зря, как всегда, ляпнул. Пришлось мне полчаса выслушивать гневные обвинения в черствости, в язвительности своего языка, который от яда должен вскоре раздвоиться и жалить всех несчастных близких, доводя их до состояния депрессии. И не только людей, но и животных, и, в частности, этого бедного петуха, который прибыл к нам с единственной благородной целью снабжать новых хозяев яйцами.

      Тут меня осенило:

      – Ты думаешь, он яйца будет нести?

      – Мне – будет! А тебе – вот… – и показала кукиш.

      «Боже, – подумал я, – мы всё перевернули в этом мире! Стало невозможно доказать человеку очевидное, а в ересь он сам с удовольствием верит – и доказывать не надо».

      – Ты не знаешь, что петухи не несут яйца?!

      Я был ошарашен.

      – Тебе лишь бы гнездо не делать. Лишь бы у своего мангала крутиться да в телевизор пялиться, городской отпрыск! Белоручка! Чужды вы, горожане, природе. Не любите ее. Не цените птичек и зверюшек и всё живое вокруг. Окаменели