Верни моей душе крылья. Наталья Щёголева

уж прямо, герцог прогнал тебя, и ты решил найти себе нового господина?

      И вот снова, губы Пита презрительно скривились, глаза чуть сощурились и стали пронзительно холодными, а когда он заговорил в его голосе заскрежетала такая злость, что если бы слова могли рассекать плоть, они бы точно располосовали Антуана до костей:

      – Смысл моей жизни в прилежном служении Его Светлости герцогу Бетенгтону. И у меня от него чёткий приказ – поступить к тебе, мерзавцу, на содержание и докладывать ему о каждом твоём шаге. Так что да, я теперь стану твоей тенью, но давай сразу проясним, ты не достоин чести быть мне господином.

      От такой наглости брианца в первый момент у Антуана даже перехватило дыхание. Но уже в следующий он выхватил шпагу и приставил её к груди врага:

      – Тенью, говоришь? Да, я прямо сейчас зарежу тебя, как ядовитую змею!

      Но ни один мускул на лице Пита не дрогнул, ни малейшей тени страха, только злобное презрение в глазах и складках тонких губ. Он выждал невозможно долгую паузу и, наконец, произнес:

      – Так давай же. Я безоружен. Вперёд.

      «Безоружен?! Вперёд?! Да за кого он меня принимает!?» – Антуан едва не задохнулся от возмущения. «Думаешь, я способен проткнуть безоружного?!! А знаешь, что… Да! Я такой! Я и не такое могу!!!» И в самом деле какая-то его часть, самая уязвленная и растерзанная, всерьез возжелала смерти… своей и своего врага. Рука, держащая шпагу, начала дрожать, что заставило задрожать и кончик шпаги. Но то был лишь миг, или два, вряд ли больше. Похоже, на этот раз «внутренний наблюдатель» Антуана решил-таки вмешаться и сделал это привычным ему беспардонным способом – перекрыл дыхание, вызвал потемнение в глазах, а потом расслабил эти стальные объятия.

      Ворвавшийся в легкие юноши воздух вызвал новый приступ головокружения, но теперь иного характера, это было, как если бы в лицо плеснули холодной водой. Рука, державшая шпагу, сама собой опустилась, Антуан даже не заметил это. Он с трудом перевёл дыхание, поднял несколько безумный взгляд, и снова увидел Пита. Тот смотрел на него с прежним выражением крайнего презрения, может быть, только к этому примешалось и некоторое удивление.

      «Брианский пёс!» – снова начал распалять себя молодой граф, – «Говоришь, верен герцогу?! Так я опечалю вас обоих!» Да, эта дерзость брианца требовала наказания. Конечно, марать шпагу об него, много чести, а вот двинуть в скулу – это дело праведное, просто необходимое! Так рассудил Антуан, и кулак его левой руки уже почти пришёл в движение, но именно в этот момент в памяти всплыло лицо Эжена, – невозможно похожий на него брат-близнец стоит перед ним, Антуаном. Вокруг множество матросов, лица всех страшно заинтригованные. Ещё бы, их неугомонный товарищ оказался таким похожим на дворянина! Да, Эжен одет в ту же что и они форму, вот только он здесь пленник, его руки заломлены за спину… Он тогда так же не ожидал удара, но… Антуан издал звук, похожий на рычание раненного волка, и… отступил.

      Усмешка презрения покинула лицо Пита, теперь на нём отражалось