Наследная ведунка. Даха Тараторина

я пощекотала остриём горло куколки; рыжий схватился за шею, надумывая дыхание металла у кожи. – Да я же уже согласился!

      – Это на всякий случай. Заклинание правдивости, – соврала я.

      Рыжие кудряшки дрогнули, когда он покаянно склонил голову к груди и зарыдал настолько убедительно, что, будь я помоложе, – поверила бы.

      – Как носит меня земля?! Как хозяюшка Туча ещё не разверзлась и не поразила молнией?! Как владычица Лужа не приказала Усатому утащить в омут эдакого мерзавца?! Как…

      – Словесный понос твой остановить… – вставила я.

      – Не, это невозможно, – отвлёкся от самобичевания лис и сразу же вернулся к прерванной тираде: – Лесовка должна была натравить на меня диких зверей, а Уголёк сжечь стыдом!

      Я не сдержала зевок, в последний момент успев прикрыться локтем.

      – Так тебя топить или резать?

      Вис бросил укоризненный взгляд на дверь, точно до последнего надеялся, что она устыдится и выпустит пленника и, наконец, разродился:

      – Грабить приходил.

      – Это я уже поняла. Искал что?

      – Любви и понимания! – рухнул на колени враль, почти натурально пуская слезу. – С детства не знал я материнской ласки, отец колотил меня и братьев, вынуждая бросить родной дом…

      Пришлось вспомнить про пук крапивы ещё дважды, но только третий удар выбил из него правду:

      – Ай, больно же! Я этим лицом работаю, между прочим, дамочка! Не трогайте лицо! Ай! Книгу! Книгу я искал! Колдовскую книгу!

      На краткое мгновение я остолбенела. Всё тело словно заново прошило раскалённой спицей, намертво вживляя в него Дар.

      Это было так давно…

      Так давно, что уже перестало быть правдой.

      – Нет никакой книги, – тихо сказала я, не узнавая в хриплом голосе свой. Прокашлялась и добавила прежним – ехидным и высокомерным: – И зачем же столь талантливому во всех смыслах господину понадобились колдовские услуги? К слову, я их оказываю вполне добровольно, на взаимовыгодных условиях.

      Он поёрзал коленями по полу, собираясь если не вымолить прощение, то хотя бы прибраться:

      – Помилуйте, госпожа!

      – Госпожа, дамочка, миледи… – пробормотала я, недоумевая. – Из каких ты мест, что так легко мешаешь между собой языки и говоры?

      Зря ляпнула, конечно. Любопытство – моё проклятье. Хотя нет, неумение выбирать мужчин – моё проклятье. Впрочем, одно другому всегда помогало.

      – Мы с братьями путешествовали по всему миру с тех пор, как убежали от жестокого отца, – с готовностью сообщил вор. – Вынуждены были скитаться и браться за любую работу! Вот, помнится, как-то наняла нас одна вдовушка…

      – Зачем тебе книга? – вернула я разговор в прежнее русло, пытаясь плотиной перекрыть полноводную реку его болтовни.

      – Мой брат умирает! Он тяжело заболел, когда спасал тонуших в реке сироток! Двух… Нет, трёх маленьких девочек! С косичками, – подумав, добавил брехун, уверенный, что, чем больше деталей, тем больше и правды в сказанном.

      – Не