Целитель. Эйке Шнайдер

нужно утешение.

      Она кивнула.

      – А вы… – Альмод посмотрел на старшего. – Как у вас с исцеляющими плетениями?

      Младший возмущенно зыркнул, перевел взгляд на старшего. Тот негромко заметил:

      – Вообще-то преподобная мать говорила только за себя. Мы просто столкнулись с ней на дороге, и вызвались проводить, потому что было все равно, куда идти.

      – Сейчас не время… – начала было Ульрика, но Альмод перебил ее как можно мягче:

      – Преподобная мать, не смею указывать вам, что делать, но люди страдают.

      Она осенила себя священным знамением и шагнула за дверь. Альмод достал из поясного кармана – как сунул, так и забыл – кошелек, отданный Раудом. Подкинул на ладони.

      – Так как у вас с исцеляющими плетениями?

      – Ожоги? – поинтересовался старший.

      – Ожоги, в том числе дыхательных путей. Отравление дымом. Отравление продуктами распада тканей…

      – И зараза, конечно, – завершил первый. – Горело не меньше суток назад, так что уже должна была пойти.

      Альмод кивнул. Бросил ему кошелек. Тот заглянул внутрь, усмехнулся – дескать, негусто, но сойдет.

      – Вообще-то я боевик, а он подземник, но что сможем – сделаем.

      Так вот, что их сюда принесло! Парень может узнавать, что и где скрывает земля. Обычно таких нанимала корона или благородные, в чьих владениях были залежи руды или драгоценностей, начинавшие истощаться. Здесь, в Мирном, его умения особо без надобности: золото несли ручьи, золотые жилы шли почти на поверхности, знай добывай. Вот лет через пять-десять Харальд, наверное, задумался бы…

      – И то хорошо. Тот, кто умеет сражаться, умеет и исцелять, иначе долго не протянет. Я Альмод.

      – Я – Ивар, а это Эйнар, мой племяш.

      На взгляд Альмода, у них не было ничего общего, кроме русых волос. Но об этом можно подумать после, пока у Альмода не было поводов подозревать этих двоих во лжи. А то, что старший казался смутно знакомым…

      – Где учился? – спросил он.

      – В Солнечном. А что?

      Ну, вот и ответ. А в том, что глядя на мужчину, он не может припомнить, как тот выглядел пацаном, ничего удивительного. Каждый год больше сотни выпускников, где уж тут всех упомнишь.

      – Я тоже, – сказал Альмод. – Надо было сразу спросить. Лейв на исцеляющие плетения натаскивает здорово, так что не скромничай.

      Ивар рассмеялся.

      – Нет, я не целитель. Слишком уж людишек не люблю.

      – А то я их обожаю, – усмехнулся Альмод. – За этим к преподобной матери.

      Он с сожалением отлепился от стены.

      – Пойдем, работы много.

      Втроем дело пошло лучше. Все меньше становилось тех, кем следовало заняться срочно – увы, не только потому, что остальным успевали помочь. Но все же чаша весов постепенно склонялась в пользу жизни. Кого-то уносили, кого-то уводили родичей, кто-то и вовсе уходил сам. Все больше места становилось в бывшем трактирном зале, нынче превращенном в лечебницу. Альмод даже прикорнул на пару часов – точнее,