Полёт пяти. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 21. Павел Амнуэль

обеими руками в спинку стула – не упасть боялся, а хотел удержать воспоминание, расплывавшееся, как лужица на плоской поверхности.

      Кофеварка выдавила вторую порцию, я едва успел подставить чашку. В нее-то, видимо, и слились остатки того, что я запомнил – какая-то комната, что-то там было…

      Я поставил на поднос чашки, придумывая формулировку вопроса, который сейчас задам Полякову. Какой смысл в путешествии куда бы то ни было по фарватеру, если…

      – Какой смысл… – начал я, войдя в гостиную, и едва не уронил поднос. Все-таки не уронил, поставил на стол, обошел его и встал над лежавшим на полу телом.

      Поводырь, лежал ничком, вцепившись правой рукой в ножку стола. С первого взгляда можно было подумать, что он спит. Со второго…

      Это был мертвец.

      * * *

      Лежал Поляков так, что можно было, наклонившись, заглянуть в его мертвые глаза. Изо рта вытекла тоненькая струйка крови. Но самое очевидное свидетельство смерти – рана в левом боку, небольшое отверстие от пули. Крови почти не было – может, и не должно было быть при такой ране?

      О чем я думал? В те первые минуты – ни о чем. Единственная мысль, которую запомнил – о том, что рану нарисовали, а смерть свою Поляков изображал с неизвестной мне целью, – прожила недолго, а больше мыслей не было. Наверно, я впитывал информацию (это я начал понимать потом, а тогда мне казалось, что я тупо смотрел на тело и по сторонам: ступор и шок).

      Через год или больше, а скорее, через минуту – время для меня то сворачивалось клубком и застывало, то прыгало, как кенгуру, пропуская кванты, – я все же пришел в себя или, точнее, взял себя в руки настолько, чтобы совершить необходимые действия и ввести в сознание, будто шприцем, необходимые мысли.

      Наклонился и пощупал пульс. Пульса не было. До приезда полиции нельзя было прикасаться ни к телу, ни к предметам вокруг. Это я знал, читал в детективах и видел в кино. Я ни к чему не притронулся, кроме теплого, но безжизненного запястья, поднялся, высматривая то, что должно было лежать рядом с телом. Из чего-то же Поляков себя застрелил! Пистолета не было. Может, выстрелив, он инстинктивно отбросил оружие? Я заглянул под диван и рукой пошарил в пыльной темноте. Пусто.

      Может, пистолет лежал под телом? Поляков выстрелил, уронил оружие и упал на него.

      Глупо было этим заниматься, но мысль о том, что трогать тело нельзя, столкнувшись с непреодолимым желанием понять случившееся, спряталась в подсознание. Я взял Полякова за плечо и повернул – чтобы затем положить в точности так, как тело лежало. Пистолета не было, и я подумал, что на самом деле не ожидал его увидеть. Внутренним сознанием – если такое существует – я знал, что оружия в комнате нет, и искать его бессмысленно.

      Не мог он себя убить! Глупая мысль, почему я за нее цеплялся? Не мог он вывернуть руку так, чтобы… Я попробовал сделать это сам (вспомнил мамино требование: «никогда ничего не показывай на себе») и понял то,